Таршингейл заговорил снова:
— Клэр, да? Мистер Клэр. Рад снова видеть. Могу узнать, что привело вас сюда?
«У меня мало времени, чтобы заинтересовать вас», — но Тарши любил манеры.
— Могу представить доктора Франциса Вэнса? А это мой человек, Валентинелли.
— Сэр.
— Сэр, — Вэнс слабо поклонился, а Валентинелли был неподвижен, как камень.
Клэр шагнул вперед.
— Прошу прощения за грубость, но есть загадка, в решении которой вы можете помочь. Я не только верю, но и убедил в этом правительство Ее величества.
Тишину нарушало только шипение газовой лампы.
— Сегодня много пациентов, — сказал Таршингейл сдержанно. — Некоторые мои коллеги точно смогут вам ответить.
— Ваши коллеги мало сталкивались с патогенной теорией, сэр. Они не помогут в этом деле.
— Это не моя теория. Она Пастера. И когда-то ее покажут…
«Перебить, пока не разогнался».
— Мой дорогой, я убежден. Только эта теория может объяснить то, что я видел. Поверьте, вы значительно поможете не только этому делу, но и доказательству без тени сомнений некоторых своих улучшений. Вы спасете жизни, Тарши.
— Хорошо, — сухо сдался Таршингейл. Кончик его носа покраснел, как и выбритые щеки. Брешь меж передних зубов прекрасно подошла бы для свиста, если бы юный Эдмунд так делал. — Я могу выделить десять минут, Клэр. Прошу, присаживайтесь, господа. И не зовите меня Тарши.
«Это вам идет, сэр», — Клэр представлял, как мисс Бэннон вскинула бы брови и весело улыбнулась, но это не стоило говорить джентльмену.
— Прошу прощения, — он прошел в комнату, Эдмунд встал и указал на два стула с другой стороны его стола. — Я перечислю симптомы…
Глава двадцатая
Непристойный вид
Королева все ее принимала, несмотря на поздний час. Она сидела на троне, Камень презрения сиял под северной ножкой украшенного кресла, внимание правящего духа утяжеляло тени в тронном зале. Стеклянную крышу починили, и каменный пол за сотни лет натерли ногами до гладкости. Крыша слепым глазом смотрела на все внизу.
Эмма могла бы не выбивать двери в конце зала эфирной силой с таким размахом, их петли с чарами тихо двигались, и кожаные подушки не дали им ударить по стенам громко.
Она могла не тащить доктора Морриса по тронному залу, его пятки шуршали по камню, ее сопровождали потрескивающие искры магии, простая Работа делала его вес легче, как и ее решительный настрой. Микал шел за ней, мудро держал рот на замке, бледный и потрепанный после управления двумя грифонами на пути туда и обратно. Но его глаза все еще сияли желтым светом, а его вид отбивал желание бросать вызов.
Ее вид был не таким роскошным, чтобы вызывать уверенность. Ее щеки были обветренными и в соли слез, все украшения сияли зеленым, и она выглядела как злая волшебница.
Потому двор и сжимался с криками.
Ее пальцы, немеющие и холодные, мокрые от морской воды, дождя и пота, впивались в волосы Мориса и ткань его плаща. Тающий лед стекал ручьями с ее волос и его кожи. Микал был сухим, темные волосы растрепались, он вскинул голову, когда яростный поток не от его Примы пронесся рядом.
Британия оживилась.
— Оставьте Нас, — прошептала она, губы Виктрис говорили слова с холодом, и все слушались. Эмма прошла в центр зала, пока двор уходил. Остался только супруг, его темные глаза были круглыми, как у ребенка, лицо вытянулось.
Она уловила другого волшебника, точно главного, но ей было все равно, кто это видит. Ее рука дернулась вперед, и Моррис рухнул как тряпичная кукла у ступеней, ведущих к трону, с болезненной легкостью.
— Он убил моего Щита, — сообщила она Британии, ее голос не был пропитан силой правящего духа, но и от него тени в зале потемнели и задрожали. — Справедливость, Британия. Когда он не будет вам нужен, он мой.
Ладонь Виктрис с кольцом, защищающая живот, напряглась, но правящий дух поднялся за ней, захватив сосуд полностью.
— И ты, прима, решила указывать Нам? — резкие слова были похожи на тон грифонов.
Виктрис догадывалась, что звучала как ее звери, когда дух Острова заполнял ее?
«Не больше, чем я знаю, как звучу, когда говорит моя Дисциплина», — Эмма отогнала мысль.
— Это не приказ, моя королева. Это констатация факта.
