— И там мы тоже не найдем следов вашего пребывания в гостиницах?
— Так как по характеру своему склонен я к общению, меня постоянно приглашали частные лица, у коих в гостях я и обедал.
— Я еще раз предоставляю суду возможность вынести собственное суждение. Что вы делали в соборе Нотр-Дам?
— Я молился и, воспарив душой, нечаянно позволил запереть себя после урочного часа.
— Мне кажется, эти слова я уже слышал, только из других уст. Но продолжим: зачем вы отправились в обшарпанную комнату на чердаке на улице Пан?
— Я жил там вместе с другом; у нас были временные финансовые затруднения. Я проигрался в фараон и ждал векселя от своего банкира.
— Видимо, это тот самый друг, который молился вместе с вами в Нотр-Дам. Наверное, вы просили Господа, чтобы фортуна повернулась к вам лицом. Какая набожность!
Мальво не ответил.
— Еще одна деталь. Когда вас арестовали, у вас в комнате на улице Пан, инспектор Бурдо нашел вот эту штучку. Откуда она там взялась?
Николя показал подсудимому и комиссии кольцо с привязанной к нему голубой ленточкой.
— Я не знаю, для чего предназначен этот предмет, — ответил Мальво.
— Я вас просвещу. Это кольцо с лентой подарила мне Жюли де Ластерье, чтобы я повесил на него ключи от дома на улице Верней, где я бывал довольно часто и куда я повесил также ключи от дома на улице Монмартр, где я живу. Ключи — разумеется, вместе с кольцом — украли у меня в гостинице в Айи-ле-О-Клоше во время ночного налета на мой номер. Сейчас же мы нашли эту вещицу у вас в комнате. Как вы это объясните?
— Трюк, достойный ярмарочного фигляра. Можно подумать, что мы на ярмарке в Сен-Виктор!
— Прошу подсудимого не забываться и следить за своими словами, — произнес Сартин. — Кроме того, я отмечаю, что для иностранца сей господин слишком хорошо знаком с нашими привычками. Только коренные парижане знают о ярмарке Сен-Виктор и о тамошних развлечениях для простонародья.
— Вы забываете о путеводителях, созданных специально для иностранных путешественников, равно как и о прочих альманахах, где подробно рассказано о парижских увеселениях, — ответил Мальво.
Решительно, подумал Николя, упорства ему не занимать. И он махнул рукой, чтобы ему принесли сапоги.
— Последняя формальность, — произнес он. — Мне хотелось бы, сударь, попросить вас померить эти сапоги.
Мальво бросил в сторону Николя невыразительный взгляд, снял башмаки и попытался натянуть сапог на правую ногу.
— Они мне не подходят, — промолвил он. — У меня слишком высокий подъем.
Удостоверившись, Бурдо подтвердил слова Мальво.
— Прекрасно, — ответил Николя, — а теперь уведите господина. Однако ненадолго. Наш разговор с ним еще не окончен, и мы продолжим допрос.
— Воистину, можно подумать, что мы попали в сапожную лавку! — с ехидцей в голосе заметил судья по уголовным делам. — Не умаляют ли эти постоянные примерки достоинство нашего суда и величие правосудия?
— Напротив, они их возвеличивают, сударь, и вы скоро сами в этом убедитесь.
Сартин встал.
— Прежде чем комиссар Ле Флок продолжит демонстрировать собранные им улики, полагаю, мне следует сказать несколько слов. Я досконально изучил это дело, во всех мельчайших подробностях. Молодой человек, арестованный вместе с господином фон Мальво, тот самый, который явился в термы заключить сделку межу Кадильяком и комиссаром Камюзо, носит очень известное имя.
Он вздохнул.
— Мне все уши прожужжали, умоляя пощадить честь его семьи. Вы знаете наши обычаи. Я не мог остаться равнодушным к этим просьбам. Молодой человек поведал мне все, что знал, и сейчас он уже мчится по дороге в Лорьен, где сядет на корабль, дабы отплыть в одну из наших факторий в Сенегале. Смею надеяться, он раскаялся и далее пойдет по жизни честно. Комиссар изложит вам суть его показаний, и полагаю, вы внимательно выслушаете их, хотя и из вторых рук.
— Господа, — начал Николя, набрав в грудь побольше воздуха, — молодой человек, который, к великому моему сожалению, лишил нас возможности доставить его в суд и допросить его исключительно по причине громкого имени и влиятельности его семейства…
Сартин шумно заерзал на стуле.
