— Сударь, — произнес Сартин, — следите за своими словами. Для бывшего комиссара оскорблять советников короля — непростительно.
— Зачем вы встречались в соборе Нотр-Дам с господином фон Мальво и молодым человеком, назвавшимся вашим посланцем? — продолжил Николя. — Почему мы нашли ваш адрес за обшлагом рукава Кадильяка, пытавшегося убить меня?
— В собор я, представьте себе, зашел помолиться и не услышал звонка, извещавшего о закрытии дверей. Но в этом повинна только моя искренняя молитва. Никакого Кадильяка я не знаю, а потому требую устроить мне с ним очную ставку, дабы доказать всем, что я не лгу.
Николя кусал губы. Хотя Камюзо и содержался в одиночной камере, до него, без сомнения, дошли слухи о смерти его подельника. Дальнейший допрос, не давший никаких результатов, напоминал хождение по зыбучим пескам, где каждый шаг лишь отнимал уверенности в достижении цели.
— Я мог бы привести десяток свидетельств, подтверждающих, что Кадильяк посещал жилище комиссара, но к чему? — произнес Николя. — Господа, соблаговолите дать ваше согласие на небольшой эксперимент.
Бурдо, сидевший в нескольких туазах за спиной Николя, встал и принес комиссару пару сапог.
— Вот сапоги, — объявил Николя. — Пара замечательных сапог, сшитых превосходным сапожником. Сапоги принадлежат мне, точнее, принадлежали. Ибо именно эти сапоги, господа, в ходе расследования встречаются буквально на каждом шагу. После смерти Жюли де Ластерье они исчезают из шкафа на улице Верней, куда я имел обыкновение их ставить, но при этом оставляют на полу грязные следы, свежие и четкие. Вы скажете, больше они нигде не появляются? Отнюдь! Каким-то чудом мы обнаруживаем их в доме господина Бальбастра, где они, похоже, сыграли свою роль в смертельной схватке Мен-Жиро со своим убийцей. Гвоздь, торчавший из их подошвы, по-прежнему на своем месте, о чем убедительно свидетельствуют царапины на паркете. Весь пол в комнате испещрен беспорядочными царапинами, в соответствии с передвижениями убийцы. Однако в тот момент они прочно сидели на своем новом владельце, и резонно было бы предположить, что он в них и ушел. Но нет! Вот они, их успели вычистить и аккуратно убрать в шкаф, где мы с Бурдо их нашли. Господин Камюзо, окажите нам любезность примерить сапоги.
— Отказываюсь, ибо не вижу в этом смысла.
— Стража! — позвал Николя. — Возьмите подсудимого и заставьте его примерить сапоги.
— Я этого не допущу! — зарычал Камюзо.
Тем не менее, несмотря на бурное сопротивление, яростные крики и усердное пыхтенье, операция завершилась успешно. Двое стражников навалились на Камюзо сзади и, уложив его на скамью, удерживали его до тех пор, пока еще двое натягивали ему на ноги сапоги. Николя подошел поближе.
— Похоже, сударь, вам они впору. У нас с вами один размер. Отныне мы вполне можем совершать обмен. Теперь снимите с него сапоги и выведите его из зала, только ненадолго.
Над судейским столом повисла гнетущая тишина; наконец Ленуар решился прервать ее.
— Господин комиссар, не будете ли вы столь любезны и не разъясните ли нам, жалким невеждам, зачем вы устроили здесь весьма неприглядную сцену? Похоже, вы плывете по каким-то излучинам, известным только вам одному.
— Сударь, — ответил Николя, — главное не в том, что сапоги сидят на нем как влитые, гораздо интереснее обратное.
— Вам придется привыкать, мой дорогой, — заметил Сартин Ленуару. — Господин Ле Флок привык изъясняться загадками. Он всегда приближается к истине концентрическими кругами, и когда вам кажется, что он окончательно ушел от нее, он оказывается в самом ее центре.
Ленуар с сомнением покачал головой.
— Пусть приведут господина фон Мальво, — приказал Николя.
В комнату уверенным шагом вступил высокий молодой человек в сером фраке и вежливо приветствовал собравшихся.
— Сударь, — обратился к нему Николя, — соблаговолите назвать ваше имя.
— Фридрих фон Мальво.
— Вас называют уроженцем швейцарских кантонов.
— Совершенно верно: я родился в Фрауэнфельде, в кантоне Тургау.
— Почему вы так хорошо говорите по-французски? Совершенно без акцента!
— У меня был наставник-француз, он обучал меня своему родному языку.
