Дефицит - страница 63

— Дело в том… Но меня просили никому не говорить, она подчеркнула — ни папе, ни маме.

— Ну пожалуйста, не говори. — Марина Семеновна приподняла брови, вроде бы понимая дочь и соглашаясь с ней, но видно было, что она неспокойна и намерена хоть что-нибудь да выведать. — О чем речь, можешь не говорить, но хотя бы кто звонил, можно узнать? Или тоже секрет?

— Пожалуй, можно. — Катя свела брови, делала она это точь-в-точь как мать, она очень на нее похожа. — Даже пожалуй, нужно, — очень серьезно продолжала Катя. — Звонила Елена Леонидовна.

— Я поняла, но кто она?

— Не догадываешься? Ну-у, мамочка, какая ты у нас длинношеяя. — Она глянула на часы. — Мне пора выходить, мамочка, к восьми надо быть на месте встречи. — Катя подошла к зеркалу, присмотрелась к своей кофточке. — Как ты думаешь, по-английски она тоже читает?

— Кто такая она, ты же не говоришь?

— Мамочка, но ведь она просила так.

— Ну и не надо. Сама же спрашиваешь, читает или не читает. Зачем тогда спрашивать? — Марина Семеновна искала, за что бы еще зацепиться, ухватиться, ей хотелось все-таки выведать, отчего так возликовала дочь и как бы она не испортила чего-нибудь по молодости, по глупости.

— Гос-споди, жена профессора Сиротинина! — наконец призналась Катя. — Нет, я все-таки надену блузку. — Катя одним движением стянула с себя кофточку и, голая до пояса, без лифчика, заспешила в свою комнату. Марина Семеновна поморщилась — ну как это они все ходят теперь без ничего?! Ей стало жалко дочь, давно ли она была розовым младенцем, и вот уже трясет телесами. Через минуту Катя вернулась в синей польской блузке, взяла со столика журнал, опять посмотрела на часы, пробормотала: — Минут через пять надо выходить.

— Я понимаю, секрет, тайна, — осторожно сказала Марина Семеновна. — Ну вот вы, допустим, встретились, а дальше что?

Катерина повела бровью — действительно, а дальше что?

— Поговорим. Не я же инициатор, а она, я пассивная сторона. Хотя, как сказать…

— Ты полагаешь, жена профессора просит тебя о свидании, чтобы рассказать тебе свежий анекдот? Моды на зимний сезон или что-нибудь в том же духе?

Катерина задумалась.

— Я полагаю, она намерена обговорить мое поступление. По телефону такие дела не делаются.

— Допустим, начнете вы разговор. Ты ей будешь ставить условия или она тебе?

Действительно, кто кому и какие условия? Почему она просила не говорить родителям? Вот тебе первое условие, не совсем понятное, даже совсем непонятное.

— Повтори подробно весь ваш разговор, — потребовала Марина Семеновна, видя Катину растерянность. — Ты могла что-то не так понять.

Дочь повторила, выделяя главное:

— Я сказала, папа в больнице, а она мне: знаю-знаю, то есть ей профессор сказал. О просьбе отца она ни слова, это понятно. Разговор не телефонный, она подчеркнула, тоже понятно. Нам надо обговорить с глазу на глаз, ровно в восемь в скверике возле ЦУМа, где она мне все скажет.

— Как понять все?

— Очень просто, мамочка. Профессор Сиротинин не может один все дело решить, иначе она бы не стала звонить. Там ведь приемная комиссия мощная, он в нее, кстати говоря, не входит. Следовательно, есть препятствия, которые надо преодолеть, а это чего-то стоит. Видимо, речь пойдет о сумме? — Катя вопросительно посмотрела на мать. — Именно так, о чем же еще? Я как-то сразу и не подумала, спасибо тебе, мамочка.

— Больше она ничего не говорила? Конкретно никакого намека?

— Разговор не телефонный — куда еще конкретнее? Она не так глупа, мамочка.

— А может быть, это ты не так умна?

Катя посмотрела на часы — половина восьмого, времени на прения у нее нет, пора выходить. Не забыть «Юность» седьмой номер. Катя взяла журнал, и тут ее осенила догадка: она наивна, если не сказать большего, она действительно не так умна, как того требуют обстоятельства. Елена Леонидовна говорила намеками. Слова ее: «Захватите с собой что-нибудь заметное» следует понимать вполне определенно, нужна ей «Юность» как рыбе зонтик.

— Мамочка, она намекнула, чтобы я захватила с собой сумму. — Катя в растерянности прижала журнал к груди.

Марина Семеновна отрицательно покачала головой.