– Хм-м. Должен признаться, вы меня просто огорошили, – Кочубей встал со стула и стал ходить по комнате. – Воплотить в реальность. Иногда я и правда задумываюсь над тем, что бы я хотел воплотить в реальность. И каждый раз выходит, что все мною задуманное не имеет никакой реальной почвы под ногами. К сожалению. Видите ли, сама по себе идея превращения обывателей в дазайнеров утопична. В практической жизни нет никаких средств для осуществления подобного переворота, а ведь только так можно обеспечить возвращение человека в контекст мироздания и разрешить главную трагедию личного существования – встречу со смертью. Ведь что такое Дазайн – это, прежде всего, наличное Бытие, проникнутое Вселенским Законом, то, что древние норды называли руной Одала. Это такое Единство-всего-в-Боге или Бого-Миро-Понимание. Безумие с моей стороны пытаться изменить то, что не смогла изменить ни одна религия, ни один тоталитарный режим. В нашем рациональном научном сознании существует слишком большой разрыв, я бы сказал, огромная пропасть между какой-либо идеей, к тому же еще и воплощенной в словах, бесконечных словах и действительностью с ее мелкими глупыми ежедневными передрягами, ссорами, искушениями, завистью, любовью, нервами, да просто усталостью, в конце концов. Я и сам, честно сказать, запутался. Но мир однозначно нужно спасать, – как-то удрученно завершил Кочубей и сел обратно на стул.
– А что вы скажете, если я дам вам средство и возможность построить реальную модель Светлого Юла? Вы возьмете на себя ответственность за изменение судьбы человечества?
– Я? Ха, очень смешно, – испуганно улыбнулся Кочубей. – Какое-то очень неожиданное предложение, – он взглянул Фортунатто в глаза, тот был крайне серьезен. – Но это же невозможно. И потом, где доказательства подлинности этой летописи? Да и не в ней, собственно, дело. Мало ли пророчеств существует, да и… – он вдруг замолчал и неловко закрыл лицо рукой, вытирая со лба испарину. Ему стало стыдно за свое малодушие.
Фортунатто поднялся со своего места, подошел к Кочубею и положил ему руку на плечо.
– Пойдемте, я вам все покажу.
Кочубей нерешительно встал и поплелся за Фортунатто. Они вышли из подсобки в полутемный коридор и пошли налево. Пройдя несколько дверей, Фортунатто остановился около одной из них и открыл ее ключом. Из дверного проема полился дневной свет так ярко, что подошедшего Кочубея ослепило. Фортунатто мягко протолкнул его внутрь. Привыкнув к свету, Кочубей узнал вчерашнюю оранжево-голубую пустыню, только не видно было дерева и Индейца – один облупленный дверной косяк, из которого они вышли, торчал посреди пустоты. Фортунатто энергично пошел вперед, оставляя на песке цепочку неглубоких следов. Его штанины раздувались легким теплым ветром, как паруса яхты. Кочубею пришлось побежать, чтобы нагнать его.
– Где мы? Что это за место?
– Это такая изначальная точка, где время сливается с пространством. Точка конца и начала, если угодно – смерти и возрождения. Пустыня безвременья, вечное и непрерывное Теперь. Разве не это место вы всегда искали?
Кочубей не ответил, засунул руки в карманы своего замшевого пиджака и, чуть отставая, последовал за Фортунатто. Они шли некоторое время, пока вдалеке не показался дом. Возникла иллюзия близости моря. Казалось, через пару минут, как только они обогнут небольшой холм, увидят волны, накатывающие на берег. Было так же пасмурно и тепло, как в прошлый раз. Изящный дом из белого природного камня выходил к бассейну. К зеркалу прозрачной воды была обращена высокая веранда с белыми резными колоннами. Фортунатто поднялся по ступенькам наверх и предложил Кочубею присесть в удобное плетеное кресло, укрытое бежевым пушистым пледом.
– Сильвия, – крикнул Фортунатто. – Сильвия, у нас гость. Из стеклянной двери дома вышла стройная молодая женщина с волнистыми каштановыми волосами, разбросанными по плечам.
– Познакомься, милая, это мсье Кочубей. А это моя жена Сильвия. Ты не сделаешь нам cappuccino?
Женщина улыбнулась мягкой жемчужной улыбкой и снова исчезла в доме. Кочубей залюбовался ее гибкими движениями под полупрозрачным светлым платьем.
