прыжков с парашютом, тогда за прыжок давали по пятьдесят, сто рублей, а зарплата
инженера была, сами помните… Две ходки… я это иначе назвать не могу… Две ходки в
Афганистан, мне сказали - я поехал. Из первой вернулся сам, из второй привезли через три
месяца на носилках. В восемьдесят девятом…-лицо пофессора посерело, - когда уходил на
пенсию по ранению, думал ли я, Аличка, мог ли себе представить, во что превратится эта
страна? Господи, я же военный врач! Мне людей спасать положено, а у меня…
подпольный кабинет какой-то!
-Ну что вы, Николай Иванович, - прошептала пораженная женщина, - почему подпольный
кабинет?.. Зачем вы так?
Скобский не отвечал. Лицо его приобрело диковатое выражение, один глаз выпучился,
другой же, напротив, пропал совсем в глазнице. Он часто и мелко дышал.
-Лоточник. - наконец процедил он сквозь зубы с ненавистью.
-П-простите?..
-Лоточник, - внятно повторил Скобский и хихикнул, - лотоист… - он задумался на секунду.
- Лотник?
Алине Георгиевне стало душно. Вдруг подумалось ей, что Скобский сжимает ее руку
слишком сильно и что о прогулке этой никто не знает, и что дома в холодильнике полная
кастрюля борща.
-Ну как его назвать еще? - прошипел Николай Иванович, - мужик, бля, который лото
крутит. Мужик крутит лото, и мы с тобой, Аля, угадали пять номеров из шести. Потому
что только с тобой. Потому что без тебя ни хера мне это не нужно. Если мужик сказал
правду про лото, то ТЫ… Он резко оттолкнул женщину от себя так, что она,
споткнувшись, упала на землю и села, с ужасом глядя на возвышающегося над ней
Скобского. - И ТЫ! Покажешь мне ТО! Покажешь мне ТО? - Николай Иванович скабрезно
оскалился и шагнул к Алине Георгиевне. Вскрикнув, женщина попыталась уползти, но
руки скользили в мокрой траве. Повернувшись к Скобскому спиной, она тотчас же
почувствовала его руки, стальными тисками ухватившие ее за лодыжки и потянувшие
назад. Миг спустя тяжелое и горячее тело накрыло ее. Она вскрикнула еще один раз и
затихла, когда сильные ладони прижали ее голову к земле, лишая возможности дышать.
Ужом она билась извивалась под Скобским, но силы были неравны. Железной хваткой
держал ее Николай Иванович, все глубже вдавливая лицо ее в траву. Тьма пришла быстро
и беспощадно.
Почувствовав, что тело под ним обмякло, Скобский еще некоторое время полежал без
движения, наслаждаясь податливыми очертаниями женской плоти. После встал,
отряхнулся и, от нетерпения подвывая, принялся искать в траве.
-Лотоишник? - сипел он натужно. - Лотожик? То???
Наконец, пальцы его наткнулись на искомое. С воплем ринулся он на землю и схватил
двумя руками тяжелый замшелый камень. Потянул, с трудом приподнял над землей. Под
камнем расположились слизни, вяло копошащиеся во влажной земле. Поднявшись на
ноги, Скобский подошел к лежащей ничком Алине Георгиевне, примерился и с силой
опустил камень ей на голову. Раздался влажный хруст.
-По-по-по! - буркнул Николай Иванович. Приподнял камень и с размаху опустил его на
изменившую свои очертания голову снова. И снова.
Через некоторое время, удовлетворившись, он откинул камень в сторону и, усевшись на
спину покойницы, погрузил ладони в красно-белое месиво из костей, мозговой ткани и
плоти. Некоторое время он упоенно лепил, чувство податливого материала под руками
захватило его, и он впал в полузабытье. Впрочем, вскоре он встрепенулся, облизал пальцы
с налипшими на них кусочками мозга, что показались ему излишне солеными, и встал,
отметив неприятное покалывание в области поясницы. Ухватив тело за руки, Скобский
потащил его к озеру. После приподнял Алину Георгиевну за подмышки и тяжело
перевалил ее через борт лодочки, изготовленной в виде лебедя. Поохав для острастки,
Скобский принялся отвязывать ее…
В лучах гниющего лилового вечера, на берегу мертвого озера, сидел старый военный врач.
Глядя на покачивающуюся в воде лодку с нелепой грудой тряпья на борту, Скобский
удовлетворенно напевал: «А белый лебедь на пруду… качает павшую звезду…»
Вокруг звенели цикады.
Кокон
В глянцевом мире фальшивых зеркал не было места мечтателю и гедонисту
Петру Ивановичу Барышникову. Маленький, с вертлявой курьей головой на
