добра и справедливости во всей вселенной.
И сына приводи, младенца. Пусть сольется.
Возвысив голос до писка, Петр Иванович приподнялся даже, как ему
показалось, на несколько миллиметров над землей и выкрикнул:
-Оне с миром пришли, Люда! Люда!
От этого монолога Люда, понятное дело, слегка ошалела и даже привиделось
ей, будто Петр Иванович и не Петр Иванович вовсе, а какое-то промежуточное
существо между тем, что здесь, и тем, что там. Впрочем, тотчас же
образумившись опомнившись от столь позорных мыслей, она бобром глянула
на незадачливого мужа и прошипела:
-Что, идиот, напился? Опять?
-У, чертова баба! - озверел Барышников и, бросившись на жену, охватил ее
кочанную голову жилистыми ручками и с размаху приложил о стенку.
Сознательно он преследовал цель не убивать жену, а лишь вышибить из нее на
некоторое время дух, чтобы пришельцы из кокона заняли его место.
Круглая голова супруги отскочила от стены, будто теннисный мячик. Ноги ее
подогнулись, и она тяжело завалилась набок. При этом глаза ее закатились, а
нижняя челюсть противно отпала.
-Какая дрянь! Дрянь! - взвизгнули остатки человеческого внутри Петра
Ивановича, но он с силой вдавил ткань кокона в живот себе, вытесняя из тела
воздух, несущий эмоции и всяческие неприятности, и на некоторое время
закрыл глаза, успокаиваясь, впуская внутрь как можно больше неземной
благодати.
Убедившись в том, что супруга все еще жива, Петр Иванович раздел ее и,
скатав ночную рубашку, вскорости соорудил из нее второй кокон, почти
идентичный первому. Положив его на живот беспамятной жены, он наконец
приступил к завершающей части своего плана по освобождению конкретно
взятой социальной ячейки от гнета человеческого, слишком человеческого.
-Митя! - подвывал он стоя у входа в комнату сына. - Карлуша! Юра! - называть
сына по имени, пока младенец находится в плену иллюзий, он не хотел, ибо
это могло повредить сыну ему . Поэтому он старательно выманивал существо из
комнаты, подвывая на разные голоса и произнося различные мужские имена.
Надобно заметить, что левой рукою он крепко прижимал к телу кокон, который
он смастерил для сына из старого своего исподнего, тапочек и выходной
рубашки, а в правой руке держал садовые ножницы, для самозащиты.
В комнате послышалась возня, дверь распахнулась, и на пороге возник
великовозрастный сын Петра Ивановича, Семен Петрович. Роста он был
невысокого, но ладно скроен, глаза имел лукавые, с прищуром, лоб кудлатый ,
заросший диким мехом, усы пшеничные и свое мнение по любому вопросу.
Одевался неброско, но со вкусом.
-Будя, батя, - заявил он с места в карьер.
Петр Иванович тотчас же осознал с быстротою кванта, что сына спасти не
удастся. Слишком сильно было демоническое существо внутри его души, что,
укоренившись, не отпустило бы его ни за что.
-Требуется срочное вмешательство, - буднично заявил Петр Иванович и,
зажмурившись, ткнул в направлении сына ножницами.
Раздался неприличный почти звук, потом вопль, после ножницы сами
выпрыгнули из кулачка Петра Ивановича. Открыв глаза, он увидел, что Сеня
скачет по комнате своей, спотыкается о мебель, ревет, при этом ножницы
торчат у него из живота, словно какой непонятный орган, выросший вдруг из
солнечного сплетения.
-Ах ты старый пидор! - орал Сеня, но подходить к отцу боялся и безумствовал
больше у дальней стены, опрокидывая на себя книги и фарфоровые статуэтки.
«Какой, право, дегенерат», - подумал Петр Иванович и неспешно принялся
наступать на сына, делая руками успокаивающие движения. Таким образом
через некоторое время неистовый, но порядком ослабевший от боли и потери
крови Сеня оказался загнанным в угол, между шкафом и своей кроваткой.
Белая ветшалая майка его почернела от крови. Лицо же, обычно столь
полнокровное, наоборот, приобрело черты, придающие сходство с мертвецом
более приличествующие мертвецу .
-Ути, ути! - ворковал Петр Иванович. Он прикидывал, сможет ли он задушить
дюжего сына одним движением.
Сеня, подобно умирающему лосю, привалился в полубеспамятстве к стене и
набычился, выставив голову вперед. Глядел он исподлобья, дико вращал
глазами. Изо рта тонкой струйкой текла кровь.
