отреставрировал большую часть центральных улиц, равно как и несколько прилегающих к
ним. Никольская изобиловала уютными трехэтажными графскими особнячками,
перемежавшимися пятиэтажными сталинками. Растущие у обочины платаны усыпали
дорогу разноцветными листьями. Едва пробивающиеся сквозь тучи лучи осеннего солнца
окрашивали пейзаж в романтически-мистические цвета.
Проехав по Никольской, Авдеев повернул направо, ушел под мост и оказался совсем в
другом районе. Аккуратные сталинки уступили место уродливым конструкциям из
бетона. Облезлые и, на первый взгляд, необитаемые индустриальные здания, казалось,
соревновались в уродстве. Редкие прохожие брели по грязным тротуарам, ветер гнал по
пустынным улицам опавшие сухие листья. Дорожное покрытие здесь было неровным: то
и дело попадались выбоины, ямы. Авдеев убавил скорость и сконцентрировался на
дороге.
Проезжая мимо автобусной остановки, он заметил нескольких болезненного вида детей,
стоявших вокруг продолговатого мешка на земле. Не сбавляя хода, Авдеев поглядел в
зеркало заднего вида и увидел, как дети по очереди пинают извивающийся мешок. Ему
даже показалось, что он слышит визг, подобный визгу свиньи.
Пейзаж становился все более унылым. Вдоль усыпанной промышленными отходами
обочины выстроились одноэтажные склады; стекла во многих зданиях были выбиты,
стены украшены граффити. Немногочисленные жилые здания - двухэтажные
покосившиеся домики из ракушечника - зияли темными провалами окон и выглядели
необитаемыми.
Прохожие, попадавшие в поле зрения Авдеева, смотрелись дико и несуразно, так, словно
район этот не был предназначен для проживания людей.
-Черт возьми, - буркнул Авдеев и вздрогнул - до того чужим показался ему голос, - кто же
знал, что дорога такая ужасная… Что ли анекдотами их отвлекать по пути?.. Хорошо еще, что гостиница на взморье.
Он покрепче ухватился за баранку и придавил педаль газа, переключаясь на четвертую
передачу. Задумавшись, он ехал слишком медленно.
«Странно, что мне никто не сигналил…» - подумал он и только сейчас обратил внимание
на то, что по пути ему не попалось ни одной машины. Район словно оцепенел.
Улица, по которой он ехал, внезапно закончилась т-образным перекрестком. Авдеев
хмыкнул, включил правый поворотник и притормозил у обочины. Светофор над ним
монотонно мигал желтым. Впереди, за перекрестком, начиналось поле, поросшее серой
сухой травой. Налево уходила ровная трасса. Судя по изъеденному ржавчиной знаку, она
привела бы его обратно в город. Дорога направо была выстлана бетонными плитами,
сквозь которые пробивалась пожухлая поросль. Знаков на повороте не было, но логика
подсказывала Авдееву, что ехать нужно именно направо.
Он пожал плечами, переключился на вторую и тронулся с места под протестующий скрип
«Жигулей». Проехав около ста пятидесяти метров, он увидел человека у дороги.
Повинуясь импульсу, Авдеев притормозил и, наклонившись к пассажирской двери,
крутанул ручку окна.
Человек, стоявший вполоборота к нему, не шелохнулся. Одетый в линялый свитер и
джинсовую куртку он покачивался на широко расставленных ногах и смотрел прямо пред
собой. В позе его было что-то неестественное, неприятное Авдееву.
«Может, у меня бред», - отмахнулся Авдеев. Улыбнувшись как можно приветливей, он
обратился к мужчине:
- Скажите, уважаемый… Вы не могли бы мне подсказать… Мужчина скосил глаз на него
и ухмыльнулся, широко открыв рот, полный гнилых, черных, но на удивление длинных и
острых зубов, в беспорядке наползающих друг на друга.
- Если вам к морю, - прогудел он, - то метров через пятьсот уходите направо, потом еще с
километр прямо, и дальше сами увидите.
- Мне к «Тихой Гавани», - вежливо произнес Авдеев, стараясь не обращать внимания ни
на омерзительный оскал незнакомца, ни на его мушиный голос.
- А, понятно. Там будет указатель - прямо к «Личинковой Ворвани».
- Ч-что, простите? - Авдеев похолодел.
- Я говорю, указатель прямо к «Тихой Гавани», - мушино прогудел незнакомец и, не
дожидаясь продолжения беседы, пошел прочь, помахивая длинными руками.
Авдеев откинулся на сиденье. «Он сказал…он сказал…» - раз за разом повторял он про
