– Какая такая же? – спросил я.
– Пьет ли она так же много пива. – Он засмеялся.
* * *
Мы принесли ей цветущую розовым цветом пуансеттию в горшке, две упаковки кофе и мраморный кекс из магазина «Билла», этот кекс продавался со скидкой: видимо, перешагнул допустимый порог запыления тонкодисперсной пылью. Мама любила сдобу без начинки. Выглядела она хорошо, и я немедленно обратил на это ее внимание, а у нее и впрямь бывали раньше и более бледное лицо, и более ввалившиеся щеки.
– Это Мануэль, – сказал я, не давая никаких более подробных разъяснений.
Мама была вежливой, воспитанной женщиной, она бы никогда не стала допытываться, из какого рукава я вдруг вытряхнул четырнадцатилетнего мальчишку, чего ему здесь надо и кто он такой вообще. Кстати, последнее она и так знала.
– Это, должно быть, тот мальчик, который так увлекательно написал про другого мальчика, я все это читала, – сказала она и обняла его; и ему это, несмотря на трудный подростковый возраст, не было неприятно. Мне эта сцена казалась захватывающе красивой, я хотел бы ее запомнить – так сказать, для семейного альбома.
Потом мы с мамой какое-то время наперебой рассказывали друг другу, как фантастически хорошо у нас идут дела, и по этим рассказам я только теперь и заметил, что они у меня и впрямь идут очень хорошо, несмотря на некоторую любовную тоску: Ребекка все еще не ответила на мою эсэмэску. Мама на глазах расцвела, потому что собственное самочувствие всегда измеряла по самочувствию других – вообще-то, по моему самочувствию, она сразу перенимала его в двойном размере. А Мануэль благоговейно сидел рядом и наблюдал за нами с необъяснимым для меня интересом.
Естественно, мы быстро вышли на разговор о серии пожертвований и о том, что мне приписывалась в этом ключевая роль.
– Разве это не безумное предположение? – спросил я.
– Нет, я вовсе не считаю это безумным, Гери. Кто-то явно возлагает на тебя некую миссию, – ответила мама.
– А почему именно на меня?
– Вероятно, потому, что ты можешь ее выполнить, – сказала она.
– Это и без меня могли бы многие.
– В этом я не так уверена.
– А вы не знаете, кто бы это мог быть? – вмешался в разговор Мануэль.
У него вдруг появился этот взгляд главного уполномоченного комиссара, и теперь я понял, почему он непременно хотел пойти со мной. Он явно вбил себе в голову намерение расследовать этот случай.
– Кто бы это мог быть? Разве это так важно? – удивилась мама и улыбнулась, как улыбается мудрая женщина в возрасте, у которой хоть и нет причин улыбаться как женщине в возрасте, но которая точно знает, почему она улыбается мудро.
– Дело в том, что дядя Гери получил недавно один загадочный имейл, – объяснил Мануэль.
В этом он снова забежал вперед, я бы упомянул об этом лишь позже.
– Да, мама, кто-то прислал мне имейл, в конце которого своеобразно намекнул…
– Он у меня с собой. Я его распечатал, – перебил меня Мануэль, достал бумажку и протянул ей.
Это просто поразительно, как хорошо этот мальчишка оказывается ко всему подготовлен; может быть, мне все-таки стоит провести тест на отцовство.
Мама надела очки и пробежала текст глазами, не отменяя при этом своей расслабленной улыбки. Отдельные обрывки она бормотала себе под нос:
– Многоуважаемый господин Плассек… переносчиком добра… средства… чудесное чувство… доставляет вам радость. Ваш преданный читатель. Постскриптум: А что, интересно, говорит по этому поводу ваша мама?…
Мануэль наблюдал за ней, пристально сощурив глаза, но из ее реакции мало что можно было извлечь в дополнение к тому, что Мануэль уже и так знал.
– И что ты скажешь, мама, про это послание? – спросил я.
– Это преданный читатель, который хочет тебе добра и рад за тебя.
– И за тебя.
– И за меня.
– И кто? – спросил Мануэль.
– Если бы он хотел, чтобы о нем узнали, он бы уже сделал это, – уклончиво ответила она.
– Дядя Гери написал ему ответ и спросил, не передать ли вам привет от него, но он не ответил на это, – сообщил Мануэль.
Мне нравилось, как он называет меня «дядя Гери».
– Значит, он не хочет, чтобы его узнали.
– А ты правда не знаешь, кто это может быть? – спросил теперь я, но спросил скорее за нетерпеливого Мануэля.
