То есть, если верить «Людям сегодня», от упомянутых лиц несло за сто километров против ветра и явствовало, что серия благодеяний была сговором и махинацией дельцов и лоббистов.
Вовлеченным в это мошенничество, как следовало из текста, оказался и Герольд Плассек, первый муж супруги промышленника. Тут же они разместили мое символическое фото, сделанное во время баскетбольного матча; на снимке я выставил перед собой ладони с десятью растопыренными пальцами – якобы защищая лицо. Подпись под снимком гласила: «Предполагаемый провозвестник счастья Плассек в разговоре с шеф-корреспондентом Либкнехтом был скорее скуп на слова.
А что же сказал Бертольд в ответ на обвинения? На запросы «Людей сегодня» получен ответ, что промышленник находится в деловой поездке в Дубаи и в настоящий момент не готов к комментариям».
Я пробежал глазами и заключение Либкнехта:
«УТРАТА ИЛЛЮЗИЙ. Это было как в сказке: беднейшие из бедных получают с невидимой руки огромные денежные подарки. 10.000 евро для бездомных, 10.000 евро для безнадзорных детей, 10.000 туда, 10.000 сюда. Чеченской семье дается возможность и дальше грезить о рае благополучия. Но тут час сказки миновал. Промышленник, на след которого вышли органы, не знает, куда девать свои черные деньги. Гигант оптовой торговли хочет спасти свою захиревшую бесплатную газету. Что делать? Заново изобретают доброго Деда Мороза. Ключевой фигурой в игре становится родственник промышленника, до сих пор ничем не проявивший себя журналист. Чтобы отвести подозрение от бесплатной газеты, большие спонсорские акции переносятся в левоальтернативную газету.
Еще не все загадки разгаданы, еще многие детали остаются под вопросом. И перед лицом закона неукоснительно действует презумпция невиновности. Но уже сейчас можно подвести отрезвляющий итог: добро в очередной раз оказалось расколдовано. Деньги грязные. И они правят миром».
Клара в растерянности, «Новое время» в осаде
– Герольд, вот о чем я хотела тебя спросить в первую очередь… Пожалуйста, не обижайся на меня, но мы должны это… Это просто надо прояснить… – мялась Клара.
– Ты хочешь сказать, знал ли я… Нет, у меня не было ни малейшей догадки обо всем этом, можешь мне поверить, – сказал я.
– Спасибо, – пролепетала она.
Она казалась очень расстроенной; на мой взгляд, ей следовало выпить шнапса, но до этого она должна была дойти сама. А то, в чем сейчас нуждался я, в обычные стаканы, пожалуй, и не разольешь.
– С Бертольдом никогда не было никаких разговоров. Откуда у него деньги, как он их наращивает, где они лежат, что он с ними делает – все это меня никогда не интересовало. Деньги меня никогда не интересовали. Бертольд меня никогда не интересовал. Он живет в другом мире, от которого меня тошнит. К сожалению, он живет там с моей бывшей женой. И с Флорентиной. Я уже рассказывал тебе про Флорентину? Это моя малышка. Ну, теперь она уже не такая и малышка…
Тут я предпочел замолчать, заметив, что мой голос больше не слушается меня. Только про маму сейчас не думать, или про Мануэля, или про Паевых, или про Ребекку, да и про Энгельбрехтов тоже, как они стояли у меня в дверях, с золотыми дукатами.
– Вот дерьмо, – выругался я.
Клара кивнула, она была совершенно того же мнения. Потом мы какое-то время просто сидели молча, потому что «дерьмо» стояло в воздухе само по себе и никто не нуждался в дальнейшем объяснении.
– Как ты думаешь, в этом деле действительно что-то есть? То есть можно ли ожидать чего-то такого от Бертольда Хилле? – спросила она наконец.
– От Бертольда Хилле можно ожидать чего угодно, – сказал я.
Хотя я не мог себе представить, чтобы он мог прийти к мысли назначить провозвестником счастья именно меня, разве что… разве что… разве что его попросила об этом Гудрун… Тут у меня в голове промелькнула недобрая мысль.
– Мне срочно надо переговорить с Гудрун, – я вскочил и бросился к двери.
– Стой, пока ты не ушел, скажи, пожалуйста, как нам реагировать. Что мы должны написать?
– Лучше всего правду, – пришло мне в голову.
– Очень хорошо. А что есть правда?
– Что мы ее не знаем, – сказал я.
Она смотрела на меня в отчаянии. Одно дело выдавать слухи за правду – для журналиста это было бы детской забавой. Но написать о правде, которую не знаешь, – это выходило далеко за пределы того, для чего предназначена журналистика. И это, к сожалению, относилось и к приличным газетам – таким, как «Новое время».
