Столовая располагалась в сельском доме викторианской постройки — центральном корпусе психиатрической лечебницы. Обои с рисунками в стиле Уильяма Морриса[6] были тщательно выполненной копией, но дубовые столы по большей части были подлинниками, правда, их размеры, огромные — под стать многодетным викторианским семьям, — все равно не соответствовали современным потребностям в помещении достаточно просторном, чтобы в нем могли расположиться престарелые и умирающие безумные пациенты. Длинная оранжерея позади угрюмой старинной залы служила не только продолжением общей столовой, но и всегда хорошо освещенной площадкой для оживленного общения, где размещались кресла и диваны, обитые тканями с яркими цветочными узорами, а исполинского размера листья и цветы служили зримым доказательством целебной силы природы. Среди мебели с тропическими узорами на обивке были расставлены бамбуковые столы со стеклянными столешницами — маленькие круглые стояли в ожидании стаканов с манговым соком, а крупные прямоугольные были завалены кипами зачитанных журналов — такими обычно заполнены журнальные столики в приемных у дантистов. Летом двойные двери распахивались настежь — навстречу ароматам высокого разнотравья и полевых цветов на лугу, но сегодня покрытые дождевыми слезинками стекла подслеповато глядели на поле, испещренное молочно-белесыми лужами, рощицами прибитых стеблей и одинокими заплатками иссохшей травы. И в любое время года неровный абрис величественного озера, когда оно изредка проступало сквозь туман, дождь или снегопад, дополнял умиротворяющий сельский пейзаж.
Данбар оглядел зал, ища Питера Уокера и в то же время предусмотрительно стараясь не проявлять излишнего желания вступить в контакт со своим приятелем, которого сестра Робертс считала смутьяном, оказывающим весьма пагубное влияние на пациентов.
— И куда мы пойдем? — поинтересовалась сестра Робертс и сама же без запинки ответила на свой вопрос — на тот случай, если Данбар вдруг утратил дар речи: — Нам нравится сидеть за общим столом, правда? Потому что там всегда есть возможность завести новых знакомых.
Когда она тащила его к капкану, где завязывались случайные знакомства, — месту, которого Данбар до сих пор ухитрялся избегать, старик заметил Питера у дальнего входа в оранжерею, под зеленой вывеской со словами «Пожарный выход» и черным силуэтом бегущего человека, который, похоже, тоже пытался сбежать подальше от адской службы знакомств сестры Робертс.
— О, как вам повезло! — воскликнула сестра Робертс, едва ли не с негодованием по поводу свалившейся на него огромной удачи. — Я вижу свободное место около миссис Хэррод. — Она вкатила каталку в пустое пространство рядом с женщиной, чье лицо выражало вселенскую печаль.
— Я совсем потеряла память, — изрекла миссис Хэррод с ядовитой безапелляционностью, сопровождавшей все ее ставшие легендарными оскорбления, коими она всегда пересыпала свою речь. — Никогда не извиняйтесь и никогда не объясняйтесь! — добавила она с привычной запальчивостью.
— Да, вот для чего и нужны бухгалтеры! — рассеянно заметил Данбар.
— Беседа, — продолжала назидательно миссис Хэррод, — может быть индийским слоном или африканским слоном, но никогда и тем и другим одновременно.
— Простите, — пробормотал Данбар, глядя, как сестра Робертс решительно устремилась к выходу, спеша на очередное фармацевтическое или сводническое мероприятие. — Я заметил своего приятеля. — Он встал, оттолкнув назад ненужное кресло-каталку.
— Я больше не испытываю радости от поездок в Лондон, — поведала миссис Хэррод. — Там я чувствую себя как будто за границей. — Она ухватила Данбара за локоть и спросила: — Я тут умру или сначала куда-то поеду?
— Н-не знаю… — ответил Данбар неуверенно, смущенный жестоким вопросом.
— Мой отец любил повторять, что ему было суждено стать дипломатом, — продолжала миссис Хэррод, вновь обретя обычную самоуверенность, — и добиваться того, чтобы его родители не спорили целыми днями.
Данбар вежливо отнял ее руку от своего локтя.
— А я уже бывала здесь? — вопросила миссис Хэррод с пронзительной тоской.
