— Сподоби, владыко Христос, и ты, пречистая Богоматерь, меня, окаянную, всегда скорбеть об отшествии души моей, что узрела я на родителях моих и на рожденном мною младенце, о коем жалость непрестанно горит в сердце моем, природой материнской побеждаема…
Перекрестившись, она еще раз, вместе с Углешей, поклонилась гробнице и вышла из усыпальницы, вытирая краешком черной шали мокрые глаза.
— А теперь иди, — слегка подтолкнул ее Углеша, — мне с настоятелем потолковать надобно.
Елена, снова перекрестившись, удалилась, а к Углеше, словно ожидая этого момента, подошел настоятель Хилендарского монастыря — сухой и древний старец с длинной, до пояса, седой бородой.
— Облегчил душу молитвою и слезами, и словно камень огромный с нее свалился, — обратился Углеша к старцу.
— Истину глаголешь, сын мой, — склонил голову настоятель. — В том и состоит внутренняя сила Господа Бога нашего, Иисуса Христа.
Старец перекрестился и поклонился иконе Христа-спасителя, красовавшейся на самом видном месте.
— А времена нынче тяжелые настали, отец Игнатий, со всех сторон проклятые агаряне лезут.
— И не говори, сын мой. Кто бы взялся за изгнание сих басурманских детей, вовек бы тому слагались молитвы и вовек бы ему было благословение Иисуса Христа.
Углеша тут же уловил тайный смысл слов старца и про себя усмехнулся.
— Небось ты уж слыхивал, отец Игнатий, что даровал я нынче монастырю Ватопедскому земли богатые? — Углеша решил сразу перейти к существу дела.
— Как не слыхивать. Благие дела в угоду Господа Бога нашего долго в тайне не содержатся.
— Спасибо за похвалу, святой отец. Я выполнил только лишь свой долг истинного христианина. Поэтому и царство мое, поднимая оружие против безбожных магометан, сознавало, что следует посетить Святую гору и принести нашей Богородице молитвы и рабское преклонение, а от нее восприять богатство ее милости, а через нее и самого слова и Бога нашего. Ибо их помощью цари царствуют и государи владеют землей. А посему, приняв от честной и святой Хилендарской обители моего царства многие молитвы перед великой дорогой, хочу я подарить монахам, подвижнически живущим в ней, еще два села, подтвердив все прежние монастырские владения и привилегии.
— Да возблагодарит тебя Господь, сын мой, — поклонился настоятель.
Едва лишь в середине мая 1371 года Углеша вернулся в Серры, как подоспела весть о том, что свершился акт примирения сербской и цареградской церквей, главным подвижником которого был деспот Йован Углеша, а утвердителем — патриарх Филофей Коккинос. Времена, правда, наступили такие, что этот акт был скорее формальным, нежели действительно мог чем-то помочь обеим сторонам: император Иоанн Палеолог все еще томился в долговой яме в Венеции и вернется он на родину только 28 октября, то есть через полгода; попытки скрепить сербско-византийский союз совместными браками не увенчались успехом; полному примирению сербской и вселенской церквей препятствовал патриарх печский Савва V, не желавший идти на уступки Византии, а потому примирение это было действительно только на территории Серрской области, где правил деспот Углеша; да и на самой этой территории, по сути, ничего не изменилось — все священники остались на своих местах, патриарх Филофей в их дела не вмешивался, а потому Углеша и дальше оставался суверенным правителем своей державы. И все же — престиж его власти неизмеримо вырос, ведь большая часть властелы родилась и выросла при греческом управлении и при греческих порядках, и теперь, после примирения церквей, по их мнению, эти порядки вернулись. Углеша получил возможность приступить к главному делу своей жизни — подготовке похода против турок. Главной целью этого похода был не просто их разгром, а полное изгнание с Балканского полуострова.
Но как бы силен ни был Углеша, каково бы ни было его войско, он понимал, что в одиночку ему с варварами не справиться. Следовало найти союзников. Но где? Византийцы уже отпали сами собой, послы от болгар вернулись ни с чем — те боялись, что их участие в походе против турок повлечет за собой новые набеги и разорения в случае поражения. Северный сосед — князь Лазарь — тоже не проявлял слишком большого рвения — ведь его державе турки пока не угрожали. Оставалась одна надежда на брата, короля Вукашина. И тот заверил, что в любой момент готов прийти на помощь. В действие вступили разосланные по турецким землям Углешей лазутчики, доставлявшие деспоту все необходимые сведения о передвижении турецких войск.
