Затем откуда-то из-под крыла появилась человеческая фигура. Человек двигался навстречу капитану – двигался спокойно, не торопясь, как будто только что вышел из парикмахерской. Оружия у него видно не было, поэтому Энди Огден снова не стал вынимать револьвер. Позже начальство могло расценить это как неверную реакцию, а Энди Огден не любил неверных реакций.
И поэтому, когда человек в странном серебристом костюме и с застывшим лицом подошел к нему и со словами “Привет. Со мной все в порядке” протянул руку. Энди Огден пожал эту руку с чувством невыразимого облегчения. А когда потрясенный капитан увидел, что лицо его визави заменяла мешанина проводов и схем, а глаза – куски полупрозрачной пластмассы, было уже поздно хвататься за револьвер – железные пальцы сжали его руку так, что с хрустом сломались кости, хлынула кровь из-под сорванных ногтей. Странной была последняя мысль капитана: для чего его собеседнику замочная скважина посередине груди?
Когда группа безопасности направилась к самолету, Энди Огден проехал мимо них на машине в обратном направлении, помахав им. Правда, на крыше машины появился откуда-то странный серебряный шарик. Все решили, что Огден поехал за подкреплением. Когда минуту спустя они обнаружили на полосе тело с содранной кожей, то, забыв об Огдене, сняли с предохранителей автоматы.
Рассредоточившись под крыльями авиетки, они стали ждать, когда люк откроется.
Люк не открылся. Они ждали, пока один из солдат не заметил странное отверстие в дальнем конце фюзеляжа. Продолговатое, футов шесть длиной, и имевшее форму человеческого тела – словно меловой контур, обведенный вокруг трупа на месте происшествия.
Через это странное отверстие группа безопасности проникла внутрь самолета. Покрытые плюшем пассажирские сиденья были пусты. В пилотской кабине царили разгром и хаос. Большей части панели управления просто не было. Кто-то выдрал с мясом даже блок двигателя с замочной скважиной для ключа. Оставили почему-то только встроенный в переборку кабины телевизор – он был включен и показывал детские мультики. Начальник группы безопасности выключил телевизор, и группа, выйдя из самолета, окружила лишенное кожи тело, лежавшее на земле.
– Интересно, кто это был? – пробурчал начальник. И тут его внимание привлекла полоска желтого металла, блестевшая на пальце правой руки покойника. Вокруг нее сохранились обрывки залитой кровью кожи.
Широко раскрытыми от ужаса глазами начальник группы безопасности обвел плотный строй своих людей.
– Что случилось, шеф? – забеспокоились стоявшие рядом.
– Ребята... Это кольцо... – Начальник группы с трудом сглотнул. – Это кольцо Энди!
– Вы уверены?
– Взгляните сами...
Стоявший рядом с ним сержант наклонился над трупом и увидел на кольце витую монограмму “Э.О.” Потрясенный, он сел на сырой бетон полосы, глядя на стоявших вокруг товарищей так же широко раскрытыми глазами.
– А... кого же мы видели в машине десять минут назад?!
– Вот и я ломаю голову над этим, – признался начальник группы безопасности.
Рассевшись кружком вокруг освежеванного трупа капитана Огдена, группа безопасности поклялась страшной клятвой – никому не говорить о том, что на пути к самолету они видели в машине человека, похожего на их бывшего начальника, но в действительности не являвшегося им. После чего каждый из них надрезал кинжалом мизинец. Скрепив клятву кровью, они несколько успокоились и принялись ждать.
Хотя никто из них толком не понимал, чего именно.
* * *
Анна Чутесова подогнала машину к зданию советского посольства в Нью-Йорке. Ехала она на предельной скорости – ей все время казалось, что если она затормозит хоть на секунду, это жуткое состояние снова настигнет ее.
В первый раз оно нашло на нее на шоссе недалеко от Нью-Рочелл. Резко свернув на обочину, она закрыла руками лицо и с полчаса горько рыдала, уткнувшись в колени и нервно вздрагивая.
Когда она наконец выпрямилась, цвет лица ее был ровным, глаза – сухими. Она снова была той самой Анной Чутесовой, которая поднялась от комсомольской активисточки до вершин власти в стенах Кремля.
Но она была влюблена. А человек, которого она любила, не только был агентом американской спецслужбы, главное – он не любил ее. Что было тяжелейшим оскорблением для женщины, которая впервые в жизни позволила себе роскошь выразить свои чувства мужчине.
