Ветер открыл окно в конце коридора и бешено хлопал им, срывая с места стоявшие там портреты, из которых многие попадали на землю, произведя стук и грохот. Однако окно было очень невелико, и в его маленькое отверстие не мог бы врываться такой вихрь, как яростно напавший на девушку в коридоре и проникавший даже в сени. Маргарита с трудом пробиралась вперед и вдруг испуганно отшатнулась. Она стояла около лестницы, ведшей на чердак пакгауза. Обыкновенно это был темный угол, но теперь здесь сквозь остатки крыши пакгауза виднелись звезды; дверь еле держалась на петлях, и в темном отверстии, ухватившись за притолку, стоял ее отец.
Он увидел свет фонаря, упавший на пол чердачного помещения, и, обернувшись, спросил:
— Это ты, Гретхен? Буря и тебя заставляет бродить по дому? Неладно здесь, наверху. Посмотри-ка!.. В течение многих столетий под старой крышей царил таинственный мрак, а теперь звезды освещают старый пол и, кажется, видишь следы тех, которые когда-то ходили здесь.
Лампрехт поднялся по лестнице, тетя София как раз тоже появилась в коридоре.
— Господи помилуй, этот ураган, кажется, решил излить всю свою ярость на нас, Лампрехтов. Ведь это — настоящее опустошение! — сердито произнесла она, указывая на сорванную дверь. — Спокон веков ни одна душа не открывала этой двери, а теперь!.. Надо немедленно закрыть эту дыру, иначе у нас будет полный дом крыс!
— Крыс? Мне показалось, что сюда только что залетела белая голубка, — произнес коммерции советник с горькой, насмешливой улыбкой, от которой болезненно вздрагивали его губы.
— Не хватало только, чтобы сорвало крышу с голубятни! — воскликнула тетя София и решительно сделала несколько шагов, чтобы сквозь балки посмотреть на крышу ткацкой, где жили ее пернатые питомцы.
Коммерции советник отвернулся, пожав плечами, и пошел вниз; вскоре он вернулся с кучером и работником, которые несли лестницу и шесты. Им с большим трудом удалось закрыть дверь и припереть ее шестами.
— Может быть, это и хорошо, что ветер хорошенько продул здесь, — услышала Маргарита слова кучера, обращенные к Фридриху, в то время как она помогала отцу и тете Софии поднимать упавшие картины, — а то я ведь своими собственными глазами видел, это было лет десять тому назад, как белое тюлевое облако летело туда, как раз в этот угол, как будто хотело выскочить наружу, но все тут было заколочено досками, и белое облако рассеялось у стены. Все та же история с тех пор, как умерла та барышня и не может попасть на небо! Тут теперь образовалась дыра, достаточная для того, чтобы в нее могла пробраться такая женская душонка. Хотя бы она уж успокоилась! Правда, она вовсе не заслужила этого, потому что виновата в том, что ее любезный не сдержал слова своей первой жене! В таких гадостях всегда бабы виноваты, всегда!
Ветер ясно доносил его слова; Лампрехта, очевидно, очень рассердила эта критика его предков из уст слуги. Маргарита видела, как он сжал кулаки, словно желая наказать говорившего, но ограничился тем, что сердито крикнул:
— Живей! Поторапливайтесь!
Испугавшийся кучер поспешно приставил лестницу и поднялся к оконцу, которое также было забаррикадировано.
Маргарита вышла из коридора и подошла к одному из окон в сенях. Из всех окон главного здания во двор падал свет ламп, озаряя верхушки лип и разлетавшуюся брызгами воду фонтана. Молодая девушка с огорчением заметила, что каменной нимфы над колодцем больше не было. Буря сорвала ее, как и большой кусок карниза на крыше «проклятого флигеля».
Маргарита внезапно увидела возле себя отца, тогда как оба работника с шумом тащили лестницу по направлению к выходу. Он тяжело оперся рукой на плечо дочери и указал на неподвижный свет лампы, видневшийся на крыше и падавший с верхнего этажа.
— Этот свет так неподвижен среди всего этого волнения и имеет такой же гордо-спокойный вид, как и сами обитатели верхнего этажа! Если бы они только знали! Завтра там, наверху, разразится буря, такая же яростная, как и та, что потрясает сегодня до основания наш старый дом. — За углом коридора показалась в эту минуту тетя София с фонарем в руках, и Лампрехт оборвал свою речь. — До завтра, дитя мое, — сказал он, пожав руку молодой девушки, и, взяв с буфета лампу, удалился в свою комнату.
