На лице хозяина появилось торжествующее выражение: мол, знай наших. Сказал быстро, быстро и сделали.
Когда заставили стол сдой и людишки удалились, боярин поднял бутылку, осмотрел её. Что-то ему не понравилось. Взял другую. А бутылки были непростые, заморские. Боярин сам разливал вино в тонкие фигурные бокалы. Да, таких не у каждого князя найдёшь. Небеден боярин, небеден. Разлив вино, хозяин аккуратно поставил бутылку. Взяв один из бокалов, передал его гостю, другой поднял, и сказал, не глядя на Пожарского:
— Ну что, Андрей...
По такому обращению князь понял, что боярин не унизил его, а наоборот, признал своим. А это многого стоит, уж больно высоко положение этого боярина.
— ...ты сказал, чё у нас уж не праздник какой? Праздник! И в етом есть и твоя заслуга.
— Извини, боярин, не пойму я те.
— Ты мня, князь, извиняй. Етот чёртов кашель... Я тя спросил про Евнутия. Умён ты, князь, сразу понял, сказав, что хан сделал литовцам от ворот поворот, не только ето. Он повязал енного князя.
— Литовского? — зачем-то уточнил Пожарский, делая удивлённый вид.
— Да, да, литовца, Коранта.
— Наверное, Корианта, — поправил князь.
— Ты, прав, Ко... Корианта, — почему-то с трудом произнёс боярин.
— Повязал? — переспросил Пожарский.
— Повязал и приказал отвезть в Москву, — почти торжественно ответил боярин.
— И его привезли?
— Привезли, князь!!
— А народу-то чё радоваться? — Пожарский пожал плечами. — Иль наш народ любой причине рад, чтоб напиться?
— Не-ет, князь, — боярин поводил пальцем, — не надоть так о нём думать. Народ у нас... умён. Не щитай, князь, его быдлом, как некоторые зовут.
— Ты прав, боярин. Я достаточно пожил средь етого «быдла». Скажу те, всякий там народ, как и средь нас, — вставил Пожарский.
Боярин одобрительно мотнул и продолжил:
— А празднует он... мир, радуется, что с Ордой и дальше дружба будет. И ни в какой сговор хан вступать не желает. И противу нас дружить не хотит. А ето и есть наша победа, к которой приложена и твоя рука. Вот за ето и давай....
— Подожди, Василий, — князь поднялся, — не пойму, в чём моя рука? Ты всё «моя рука» да «моя рука».
Боярин не без хитрости посмотрел на гостя.
— Ты седай, князь, седай, — и рукой несколько раз показал, что тот должен присесть.
Князь уселся. Василий поставил бокал на место и, опершись обеими руками о стол, заговорил, прищуря один глаз:
— Не подскажешь ли ты, хто после встречи с Евнутием вдруг внезапно исчез?
Не видно было из-за смуглости княжеского лица, что тот покраснел. Но пожал плечами.
— Скрытный ты, князь, человек. Иль простой. Я чё-то не пойму. Другой бы раструбил на всю Русь. Аты... — боярин покачал головой, — хто о том знает? Симеон да я!
Так назвав великого князя, боярин многое сказал об их отношениях. Князь не вытерпел и поднялся:
— Да какая моя заслуга, будь у нас не такой великий князь, как Симеон, а такой, как тверской Александр, чё бы было? А?
Боярин облизал губы и ответил:
— Тут ты, князь, прав. Симеон у нас по-настоящему великий. Так... — он протянул руку к бокалу. — Так выпьем за великого князя, который, идя по стопам свойво отца, сумел так поставить себя перед Ордой, что сравниться с ним не может нихто. За Симеона, великого князя, — боярин лихо осушил бокал.
Потом помянули Калиту, пили за боярина Василия, за князя Пожарского. Боярин уже не кряхтел и было видно, что выпитое пошло ему на пользу. Взяв бокал, он зачем-то посмотрел на свет, потом заговорил:
— Что я тебе скажу, князь... — он замолчал, поглаживая бокал, потом спросил, — ты к Симеону ещё не заезжал?
Этот вопрос несколько удивил Пожарского, который в начале их встречи сказал, что он к нему прямо с дороги. Но говорить об этом не стал, а просто ответил:
— Думаю заехать поздравить. Дело он великое сделал.
Боярин улыбнулся:
— Правильно. Это многое тебе дастся...
Но боярин не договорил.
Пожарский был не первый, кто пришёл поздравить Симеона. И Пожарскому долго пришлось ждать. Когда он вошёл, князь встретил его довольно сухо. Но когда он узнал, что тот только что приехал из своего имения, настроение Симеона на глазах переменилось. Он подхватил князя под руку и новел в трапезную. Дорогой он заговорил:
