— Бог в помощь, — подъезжая, проговорил всадник, соскакивая с коня, — чё у тебя? — спросил он у мужичка. Тот посмотрел на него, кивнул мохнатой головой, мол, здорово, и показал на колесо, которое лежало перед ним. В нём были выбиты несколько спиц.
— Топор есть? — спросил всадник.
— Ести! — ответил тот, не отрывая взгляда от колеса. — А те зачем? — в раздумье спросил он и стал шарить в придорожной траве. — На, — не глядя, протянул его топорищем вперёд.
Всадник взял топор, пальцем попробовал лезвие.
— Чё делать-то бушь? — спросил мужичонка, глядя на него снизу вверх.
— Спицы, — коротко бросил тот, оглядывая растущие рядом деревья.
— Тута ещё надоть выбить ети, — и он потрогал пальцами торчавшие из внутреннего обоза остатки спиц.
Всадник подошёл, поднял колесо, осмотрел его, глянул на ступицу. Там тоже была похожая картина.
— Как тя угораздило? — спросил всадник, возвращая колесо.
— Да хто его знат... Там вон, — мужик кивнул назад, — лыва. Надоть было её объехать. А я напрямую. Тама хто-то сучев навалил....
— А-а! — понятливо протянул всадник и, ещё поглядев на колесо, сказал: — Надо идти в деревню просить у мужиков долото.
— Да-а-а! — почесал мужик затылок.
В это время паренёк закричал:
— Батяня! Иди истить.
— Пошли, — кивнул мужик всаднику.
— Тот охотно согласился.
Прутьев с жареной дичью было много. Отец деловито осмотрел приготовленную еду, выбрал самый большой прут и подал незнакомцу.
— Дяржи!
Всадник его взял, осмотрел, понюхал. Пахло вкусно. Он осторожно снял одну тушку, Чуть надкусил. Мясо было приятным. А если бы ещё соли, то и вкусным. Глядя на пареньков, их отца, которые аппетитно уписывали свою добычу, незнакомец тоже принялся за свой прут. С набитым ртом он спросил:
— А чё это за дичь?
— Дать, перепёлушки... — ответил отец.
Незаметно чужак очистил свой прут. Он даже отрыгнул.
— Запей-ка! — и полез в мешок, достал кувшин и протянул его незнакомцу.
Тот вытащил пробку и в ожидании кубка посмотрел на хозяина. Мужик не понял, что тот хочет, и сказал:
— Пей-ка, а тоть нам надоть.
Всадник ухмыльнулся и сделал несколько глотков. Он не понял, что это было. Медовуха не медовуха, и квас — не квас, но питие было приятным.
Когда закончили трапезу, мужичок, обтирая усы подолом рубахи, спросил:
— Слышь, тя как кличут?
— Семён, а тя?
— Протас. Сямён, у тя коняка добро, слетай в деревню, привези долото. А?
— Ладно. Деревня-то где?
Протас показал рукой:
— За етим лесом.
Семён вернулся быстро. Привёз инструмент. За это время Протас успел «настрогать» спиц. Они вдвоём быстро справились с поломкой.
— Ты сам-то, Протас, откель? — спросил Семён, отряхивая одежду.
— Да с Радонежу.
— С Радонежа? — оживился Семён.
— Да! — подтвердил мужик.
— Ты туды едешь?
— Туды.
Семён не сел на коня, а пошёл рядом с телегой, разговаривая с Протасом. Тот отодвинул какие-то мешки и сказал:
— Да садись, покалякаем.
Семёна не надо было упрашивать. Сев рядом, он попросил рассказать, что люди говорят о Сергее.
— У! Ета небывалый человек. Одним словом, святой! Всё может. Вот, сказывают, монахи пожаловались: мол, воды нетути. А как без неё? Он послушал их, встал на колени, помолился и забил ключ. Вот те крест, — Протас перекрестился, — я сам пивал с него!
— Дороху-то туды покажешь? — спросит Семён.
— А чё не показать, покажу.
— А жив-то сам как? — спросил Семён, нагнулся, сорвал травинку и стал зачем-то её жевать.
— Да чё, жив! Деньгу никак не моту собрать. Кобыла, вишь кака!
Лошадка была худа, пузата, с блеклой кожей.
— Вот хочу нову купить. Да де взять три рубля? — мужик вздохнул и, взмахнув прутом, ударил по конскому скелету. — Но-о!
Мужик выполнил обещание и привёл Семёна к монастырю.
— Вона иво келья! — и он показал на неказистое почерневшее строение. — А тама, дальше, — он махнул рукой, — монахи живут. И ключ. Я те о нём говорил. Ну, бувай!
— Стой! — остановил его Семён. — Ты, Протас, добрый человек. На-ка, держи! — он достал кисет и отсыпал несколько монет, — ето те на коняку.
Протас не понял. Деньги? За что?
