— Ну вот что, милая, —
сказала монахиня Корнилия, — после обеда вместо отдыха придешь сюда и будешь
доканчивать свой урок.
В обители был устав
общежительных монастырей Федора Студита. Ежедневно совершалось правило в
половине четвертого утра. После полунощницы начиналась обедня, а после обедни
завтрак, и все шли на послушание. И двенадцать часов обед и час отдыха. Затем
снова послушание до вечера. И вот, когда после обеда все разошлись по кельям
для отдыха, Аня, глотая горькие слезы, пошла в монастырский огород. Подойдя к
своей гряде, она перекрестилась и прошептала: «Господи, благослови. Матерь
Божия, помоги мне, грешной».
Спину ломило с
непривычки, но Аня заставила себя наклониться к земле и начать прополку. Вдруг
неожиданно послышалось негромкое пение:
Не одна то ли, да не
одна, э, во поле дорожка,
Во поле дороженька она
про... пролегала, пролегла.
Аня подняла голову и, к
своему удивлению, увидела невдалеке от себя склоненную над ее грядой Акулину,
которая, быстро, привычными движениями пропалывая свеклу, вполголоса напевала:
Заросла то ли, да
заросла, э, во поле дорожка,
Во поле дороженька она
за... заросла, заросла.
Как по той, то ли да,
как по той, э, по дорожке;
По той по дороженьке
нельзя ни... ни проехать, ни пройти.
Первым порывом Ани было
сказать Акулине, чтобы уходила, но она не посмела. Вдвоем они быстро завершили
урок и еще полчаса отдыхали до следующего послушания. Аня только и сказала ей:
— Спаси тебя Христос,
Акулина.
— Да чаво там, —
смутилась Акулина, — разве это работа, вот дома в деревне, там тяжельше, а тут
чаво не работать, одно удовольствие.
Этот случай послужил
началу сближения обеих послушниц. Со временем Аня немного узнала о судьбе своей
соседки. Акулина была из бедной крестьянской семьи. Четырнадцать детей, и из
них двенадцать девчонок. Двое мальчишек подросли — работники, а от девок на
крестьянском дворе много ли проку? Потому, когда отцу Акулины представился
случай отдать ее в монастырь, он был очень рад — и дочь пристроена, и на один
рот меньше. «В замуж-то кто возьмет такую рябую, да еще без приданого? —
сетовал отец. — А вековухой быть, так лучше монастырь». Акулина на родительское
решение не роптала. «Значит, так Богу угодно», — говорила она Ане. В монастыре
ее как хорошую работницу ценили, только вот уже три года она на послушании, а в
разряд послушниц не зачислена.
— А как же другие? —
интересовалась Аня.
— Со мной вроде вас
жила, так только год — и одели в подрясник. Мне-то чего, в мирском сподручнее
работать. Вы тоже, Анна Александровна, недолго здеся пробудете.
Постепенно Аня
втягивалась в монастырскую жизнь. В кельях стряпня строго-настрого запрещалась.
Ходить по кельям без благословения не разрешалось, а мирским вообще запрещался
вход в кельи, даже родным. Свободные от послушаний часы, в воскресенье после
службы, они с Акулиной проводили в келье. Узнав, что Акулина неграмотна, Аня
стала обучать ее чтению, предварительно испросив на то благословение матушки
игуменьи. Мать Варвара после ее просьбы надолго задумалась, а потом спросила:
— Ты думаешь, ей нужна
грамота?
— Она бы могла сама
читать Псалтирь, — робко сказала Аня, с надеждой поглядев на мать игуменью.
— Блажь это все, ну да
ладно, — смягчилась матушка настоятельница, — коли сможешь, научи.
Глава 7. Искушения
В храме сестры стояли
рядами, за каждой сестрой закреплялось место. Место игуменьи было сзади, и она
всех сестер видела. Опаздывающих в храм ожидал выговор, а иногда и наказание.
Долгие службы, в отличие от физических работ, Анне давались не тяжело. Но ей
очень хотелось петь на клиросе. У нее было хорошее сопрано, и она это знала.
Аня замечала, как умилялись гости, когда она исполняла дома под фортепьяно
романсы. В гимназии ее тоже выделяли. Когда отбирали девочек для пения в
городском соборе прокимна «Да исправится молитва моя» на Преждеосвященной
литургии, ее неизменно ставили первым сопрано. Теперь она надеялась проявить
свои способности на клиросе в монастыре, однако на клирос ее не благословляли.
Аня очень огорчалась и досадовала на эту, как ей казалось, несправедливость.
