…Аргза собирался уже пойти к ведьме лично, наплевав на все возможные последствия. Лиама не было слишком, слишком долго, и неясная тревога уже ощутимо царапала где-то под крепкими рёбрами. Мальчишку терять сейчас совершенно не хотелось, и Аргза даже позволил себе признаться, что причина этого крылась не только в несомненной выгоде, которую он приносил. В чём ещё эта причина крылась, Аргза не знал и словами сформулировать для себя даже не пытался: это всё равно было бесполезное занятие. Но желание сохранить при себе мальчишку любой ценой от этого нисколько не уменьшалось.
И вот тогда, когда он уже опасно близок был к тому, чтобы идти на посадку, Сильвенио возник прямо на полу кабины, укрытый какой-то ободранной шалью и в обнимку с двумя мешками нужного для топлива химического порошка. Он спал, свернувшись клубком вокруг мешков, и улыбался сквозь сон до того безмятежно и счастливо, что Аргза почему-то не решился его будить. Никогда в жизни он не страдал ничем, даже отдалённо напоминающим нерешительность, но теперь, когда хрупкий синеволосый подросток лежал перед ним и улыбался сквозь сон, он определённо познал это явление на себе. Чёрт его знает, почему эта улыбка так ему понравилась, почему ему вообще было хоть какое-то дело до этого малолетнего слабака с планеты надменных и заносчивых чудаков, считающих себя умнее всех на свете — но факт был в том, что он не только не разбудил его, но и аккуратно перенёс на кровать. На свою — чтобы не искать к ночи.
Самому Аргзе Грэну, грозному варвару, лидеру Альянса Пиратов, главнокомандующему огромным флотом Паука, сны не снились никогда.
[Запись в бортовом журнале номер МК0JU12765_34:]
"Мам, пап… Не волнуйтесь там за меня, ладно? Я не скажу, что у меня всё хорошо — у меня всё плохо. Но я жив, жив и всё ещё могу надеяться на лучшее. А это главное."
[Запись удалена.]
Такой подарок может означать предложение дружбы или желание возобновить прерванное знакомство.
Эрлана, святая мать Эрлана, горела. Апельсиново-оранжевое небо сделалось совершенно чёрным от закрывшего его дыма, нежные переливы изумрудной травы превратились в море безжалостного пламени, пожирающего плодородную землю. Леса, чудесные девственные леса кричали от боли, корчилось в агонии каждое дерево, и жители Эрланы (Эрландераны, как называли её невежественные пришельцы) всем сердцем ощущали эту боль своей планеты.
Мама взяла его за руку, и её красивые сине-зелёные глаза были полны слёз. В свете красного зарева, приближающегося с каждой минутой к их дому, лицо мамы казалось отлитым из тонкой акариновой стали. Зелёные кудри отца в этом свете приобрели ядовито-жёлтый оттенок. Сильвенио было снова десять, и он, в отличие от родителей, которые пытались остановить огонь непрекращающимися заклинаниями, абсолютно ничего не мог поделать. Он только стоял и смотрел на окружающее их со всех сторон пламя, в одной руке сжимая ладонь матери, а в другой — связку перепуганно жмущихся к нему любимых книг. Мама дрожала от перенапряжения и страха, она никак не могла понять, почему вся магия эрланцев вдруг оказалась бессильной — в их истории ещё никогда такого не случалось. Зато папа улыбался, как всегда. Улыбался спокойно и обречённо, как будто ни капельки не боялся, и Сильвенио вдруг стало ужасно стыдно за то, что он не такой смелый, как папа. Когда огонь подступил к дому вплотную, папа тоже взял маму за руку и обнял их с Сильвенио — на прощание. Мама сказала: "Ничего. Спасибо, что вы были у меня, мои дорогие. Я люблю вас обоих." Сильвенио не сказал ничего — ему было слишком страшно…
…Реальность вернулась так резко, что Сильвенио едва не задохнулся от столь внезапного выброса из сна. Он рванулся, закричал, выдираясь из липких щупалец кошмара и — тут же попал в железное кольцо чужих рук, вынужденно уткнувшись в широкую, словно стена, грудь лежавшего рядом варвара.
— Тихо, тихо, — прогудел Аргза недовольно и сонно, и низкий голос отдался в его груди лёгкой вибрацией. — Чего скачешь? Не буди меня лучше, или я наплюю на твоё "не надо сегодня" и успокою тебя сам.
