Это было на новой квартире, в Сиднее, в Австралии, когда мы обрели, наконец, долгожданный приют. Это было в Сиднее, могло же быть ближе и далее, ведь, такое бывает повсюду где люди живут.
Сырость в новом жилье зеленела по стенкам трясиной и хозяйка смотрела угрюмо, как в сумерки мавр. Но в окошко кивало нам дерево пышной вершиной, там, над крышами, высился царственно камфорный лавр.
С этим милым соседом мы зажили просто на диво! (Несмотря на хозяйку, на щели в полу не смотря). Попугайчиков рой просыпался на лавре болтливо, лишь притронется к листьям его, позолотой, заря. Он шумел, он рассказывал нам небылицы и были; и в стоградусный жар был он полн благодатных прохлад; и в туман городской, в эти тучи бензина и пыли, с его листьев блестящих струился густой аромат. А когда Южный Крест, Орион и их звездные братья порассыпят свои изумруды над темной листвой, мы — и в ссоре, бывало, — сольем наши руки в пожатьи, Боже мой!.. Жизнь прекрасна! И так коротка!.. Ты со мной!
Милый лавр… Милый друг на чужбине, без спеси, без чванства. Но однажды, в злой день, возвращаясь с работы домой, мы увидели крыши, заборы, пустое пространство… И кольнуло предчувствие в сердце иглой ледяной.
Урбанизм, модернизм, перестройки… Все это не худо и такое бывает повсюду, где люди живут. Но срубили тот лавр… то живое, зеленое чудо!..
И теперь попугайчики нам по утрам не поют.
