Оливии часто казалось, что Венеция ведет себя как мать, а не как дочь Кристины. Возможно, она стала не по годам мудрой и практичной из-за необычного происхождения. В ней интригующе уживались богемный взгляд на жизнь и здравый смысл. Оливия обожала свою новую подругу.
Время от времени Венеция сыпала именами таких знаменитостей, как Вирджиния Вульф, которая вместе со своей любовницей Сэквил-Уэст часто захаживала к ним на чай, когда Венеция была маленькой. Оливию восхищали члены Блумзберийской группы и преданность, с какой Барроузы относились к ее идеалам. Несмотря на то, что сейчас группа практически распалась, в доме на Честер-сквер по-прежнему придерживались радикальных мыслей, а Венеция была страстной поборницей прав женщин и равенства полов. Она уже решила, что не станет брать фамилию мужа, когда (и если) выйдет замуж.
Оливия с удовольствием принимала участие в светских мероприятиях: веселые вечеринки в компании новых друзей-единомышленников расцветили ее жизнь яркими красками. Пытливый ум девушки каждый день получал богатую пищу, и теперь она со страхом ждала окончания сезона, понимая, что скоро придется задуматься о будущем.
Она не собиралась возвращаться в Суррей к родителям и тупо ждать, когда к ней посватается подходящий мужчина. Ей исполнится двадцать один, и Оливия начнет получать маленький доход, но в ближайшие два с половиной года никак не избежать финансовой зависимости от родителей. Впрочем, если найти работу...
Оливия встала из-за обеденного стола и поднялась наверх, в свои комнаты, чтобы одеться и ехать на ленч к Венеции.
Отец Венеции, Фердинанд Барроуз, только вчера вернулся домой из Германии, где делал эскизы, отражающие рост мощи Третьего рейха: он хотел завершить серию картин. Оливия много слышала об этом человеке от его любящей дочери и мечтала с ним познакомиться. Возможно, ей повезет и она из первых уст услышит об угрозе нацизма. Приколов шляпку и надев перчатки, девушка взяла сумочку и отправилась на Честер-сквер.
Венеция вышла ее поприветствовать, озабоченно хмурясь, с бледным лицом.
— Что произошло? — встревожилась Оливия, шагая за подругой через холл в кухню, где летом семья принимала гостей: оттуда можно было выйти в симпатичный огороженный сад за домом.
— Будешь джин? — спросила Венеция.
Оливия взглянула на свои наручные часы: только половина двенадцатого! Она покачала головой:
— Нет, спасибо, милая. После вчерашнего что-то не хочется.
— Я бы тоже не стала, но вчера вечером приехал папа, страшно расстроенный. — Венеция щедро плеснула джина себе в рюмку и сделала большой глоток. — Он разговаривал в основном с мамой, но я поняла, что местные газеты слишком бледно освещают те страшные события, которые происходят в Германии. — Глаза девушки налились слезами. — Папа своими глазами видел, как совсем рядом с Мюнхеном группа нацистских молодчиков подожгла синагогу. Ох, Оливия, похоже, герр Гитлер хочет стереть евреев с лица земли!
— Этого не может быть! — Оливия подошла к подруге и обняла ее.
— Еще как может! — Венеция зарыдала у нее на плече. — Мама сейчас наверху, с ним. Он выглядит... совершенно подавленным. Мы даже не представляли, какая опасность ему грозила.
— Успокойся, милая. Он уже дома, целый и невредимый.
— Слава Богу. — Венеция смахнула слезы. — Он сказал, что никогда не сможет нарисовать то, что видел. Там столько жестокости, столько ненависти! Ты знаешь, что арийцам запрещено заниматься любовью с евреями, не говоря уже о законном браке? Что за последние полтора года тысячи синагог сгорели дотла? Евреи не имеют права держать в своих домах радиоприемники, а их дети не могут посещать школы, в которых учатся арийские дети.
Оливия слушала, онемев от потрясения.
— Но почему же мир ничего об этом не знает? — наконец спросила она.
Венеция покачала головой:
— Не имею понятия, и папа тоже. Он сказал, что поставит в известность своих влиятельных друзей-политиков. — Она схватила Оливию за руку. — Ох, милая, мы все время пытаемся забыть о грядущей войне, но она будет, и никуда от этого не деться! И кто знает, чем все закончится?
