Глава первая
Особняк вдовы
Возможно, я старею и уже использовал больше слов, чем мне было отмерено в жизни. Возможно также, что я уже исчерпал отведенную квоту внимательных читателей. А может, я просто все сильнее устаю от скептического возраста, препарирующего мое произведение на манер школяра, который на уроке биологии терзает усыпленную лягушку в стремлении постичь то, что заставляет ее жить, и в конечном счете обрекает несчастное существо на смерть. Так или иначе, но я понимаю, что с каждым Рождеством история о рождественской шкатулке звучит все реже, а слышать ее хотят все меньше. И сейчас я записываю ее для всех грядущих поколений. Пусть сами решают, принять эту историю или отмахнуться от нее. Вот она.
Мои романтические друзья, верящие в Санта-Клауса, высказывали предположения, что эта темно-коричневая, украшенная затейливым орнаментом рождественская шкатулка была сделана святым Николаем из ствола самого первого рождественского дерева (вероятно, кедра), который он много-много веков назад, холодным декабрьским днем, принес из заснеженного леса. Другие считают, что шкатулку искусно изготовили (а затем отполировали) из куска грубого растрескавшегося дерева, из которого изготовили крест, и на этом кресте распятый Господь Иисус явил свою бесконечную любовь к людям.
Моя жена Кери придерживается мнения, что магия шкатулки не имеет ничего общего с ее материальным обликом, а обусловлена исключительно содержимым — тем, что некогда хранилось внутри шкатулки, чья крышка поднимается на медных петлях в форме листьев остролиста и удерживается в закрытом состоянии застежками с серебряными пряжками. Каково бы ни было истинное происхождение этой шкатулки, более всего я дорожу тем, что нынче она пуста. А еще я дорожу памятью об одном особенном Рождестве, когда рождественская шкатулка меня нашла.
* * *
Я родился и вырос в тени увенчанного снегами хребта Уосатч, протянувшегося по восточной оконечности долины Солт-Лейк. За два месяца до моего четырнадцатилетия отец потерял работу. Кто-то подсказал ему попытать счастья в Южной Калифорнии. Мы продали дом и подались в теплые края, манившие благоприятными возможностями. Привычное мне белоснежное Рождество стало зеленым. Меня сильно огорчало отсутствие снега, но я все равно ждал прихода Рождества почти с тем же религиозным трепетом, что и местные розничные торговцы. Не считая кратковременного момента славы после моего участия в школьном мюзикле, где я сыграл главную роль, мои подростковые годы проходили весьма заурядно и, кроме меня, никого не интересовали. Я окончил среднюю школу и поступил в колледж, где изучал тонкости ведения бизнеса. Учеба не помешала мне постичь и тонкости жизни. Я познакомился с Кери — кареглазой студенткой дизайнерского колледжа. После не слишком долгих ухаживаний я сделал ей предложение, и мы поженились. Через пятнадцать месяцев Кери родила нашу первую дочь Дженну — очаровательное создание весом в семь фунтов и две унции.[2]
Нас с Кери никогда не манило многолюдье большого города. Когда через несколько недель после окончания колледжа мне предложили работу в родном городе, мы оба подпрыгнули от радости. Как здорово вернуться туда, где прозрачный воздух и снежные зимы! Почти все наши накопления мы вложили в новый бизнес. Первые доходы обещали кое-что в будущем, но их размер оставлял желать лучшего. Это научило нас расчетливости и умеренности. Тяжелее всего было мириться с нашим более чем скромным жильем — двое взрослых и ребенок просто задыхались в двухкомнатной квартирке. Нашей дочери было почти четыре года, однако покупка детской кроватки означала бы изрядную дыру в семейном бюджете, поэтому Дженна по-прежнему спала в колыбели. Но даже колыбель с трудом влезала в крошечную спальню. Между нею и нашей кроватью оставался какой-то жалкий дюйм пространства. Мы с Кери были придавлены к стене и вылезти из кровати могли только со стороны изножья. На кухне, куда ни глянь, стояли коробки с игрушками Дженны, сундучок с портняжными принадлежностями Кери и многоэтажная конструкция из коробок с консервами. Мы шутили, что Кери может шить и готовить обед, не вставая со стула.
