Он шёл по холодной сухой пустыне день за днём, неделю за неделей. Обычно в конце дневного перехода его встречали растения — несколько колючих кустов с мелкими цветочками или стелющиеся по земле зелёные плети с красными ягодами. Запасов из котомки хватило на двадцать дней. Хозяева ночлегов помогали ему, как могли. Их соки бодрили, давали энергию, но с собой Любимый унести ничего не мог — у этих скромных пустынных жителей почти ничего не было. Он худел, терял мышцы и силу движений, но шаг за шагом шёл вперёд.
Дорога пошла вверх, потом началось невысокое плоскогорье, на котором не было ни одного растения, ни одной травинки, только ровная до самого горизонта пустыня, засыпанная чёрным блестящим гравием. Любимому было неуютно, страшно, голодно и очень хотелось пить. Он шёл вперёд, потому что ничего другого не оставалось — сзади его никто не ждал, и никто бы ему не помог. Надежда была только впереди. На четвёртый день мучительных движений он увидел какие-то камни, решил дойти до них и там заночевать. Он не надеялся на пищу и воду, но эти выступавшие из черноты обломки были знаком, а в центре этой безграничной плоской пустоты любой знак был нежданной ценностью и подарком. Любимый добрёл до края камней, лёг на землю и заснул, не зная, хватит ли сил проснуться утром.
Ночью его разбудили звуки. Он проснулся на холодной жёсткой земле, открыл глаза и увидел слабый свет дрожащего огня. Он пошёл туда, перелезая через остатки руин и спотыкаясь об обломки колонн. В центре ровной площадки, когда-то, в незапамятные времена, бывшей огромным залом аэропорта, горел костёр. Вокруг сидели люди похожие на Посланника, все голые, низкорослые, жилистые и бородатые. Они ели. Любимому так хотелось есть, что он превозмог неприязнь, подошёл к костру и остановился, не зная, как вести себя в этом обществе и как попросить еды. Его увидели. Человек встал и повернулся к Любимому. Он стоял, широко расставив ноги и раскинув руки. Это было движение изумления, порыва, смешанного, быть может, с испугом. В правой руке человек держал кусок человеческой руки, сладко пахнувший жареным мясом. Он был совсем голым, у него было всё, как у Посланника, только между ног не было ничего, кроме пука чёрных жёстких волос.
В своих снах Любимый встречал кастратов. Они прислуживали у его тронов, следили за жёнами в гаремах. Они были полезны, капризны, забавны, немного противны. Каннибалов в снах не было. Любимый не знал, опасны эти люди, или нет. Он видел людей наяву во второй раз в жизни и не знал и не хотел знать об их обычаях и повадках. Человек махнул рукой, это было приглашение, и Любимый, страшась, смущаясь и желая, подошёл к костру. Там была глиняная чаша с водой. Зачерпнуть было нечем, поднять невозможно. Любимый встал на колени, приблизил лицо к воде и стал лакать, как собака. Люди у костра смеялись и бурчали что-то на непонятном языке. Он напился, стало легче. Ему протянули еду. Это был большой кусок жирного мяса на ребре. Ночь, звёзды, камни, дерево, которое Любимый только что увидел в свете костра, какие-то страшные кастраты, еда у него в руках. Ни в яви, ни в снах Любимый ничего не знал о человеческом мясе, но внутри у него было что-то, что стянуло горло спазмом и отвело руку с едой ото рта. Он понял, что готовится сделать страшное, нарушить древний запрет, что лучше умереть, чем есть. Да и чего ради есть? Ему не нужно это путешествие, ему отвратительна его цель. Лучше умереть здесь, и пусть эти мерзкие уроды им обедают. Тело испугалось, рука дёрнулась, он откусил кусок и проглотил, не разжевав.
Он жадно ел кусок за куском. Когда тошнота подступала близко, пил воду, и становилось легче. Их было шестеро за трапезой. Тот, кого они ели был толстым. Он, наверное, мало двигался. Мяса было много, оно было жирным и мягким, его на всех хватало. Они ели быстро, не разговаривая и отвлекаясь только на питьё. Наконец, Любимый наелся, отвалился на спину раздутым пузом кверху и заснул под тихое чавканье и при слабом свете умиравшей луны.
Он проснулся в страшном испуге и нежелании вспоминать вчерашнее. Полежал с закрытыми глазами. Ощутил сытость, здоровье, бодрость, открыл глаза. Он лежал на ложе из мягких листьев. Над ним был полог из живых ветвей, защищавших от лучей давно взошедшего солнца и предлагавших гроздья сочных тёмных ягод. Любимый протянул руку, поел, встал на ноги. Его вчерашних сотрапезников не было. Не было следов костра, костей, недоеденных кусков мяса. Не было того, что он страшился увидеть. Он удивился этому, походил вокруг, нашёл кусок кости, но не вчерашней, свежей, а древней, обточенной песком и ветром. Любимый не знал, была ли вчерашняя трапеза сном. Раз бесследно исчезла, значит была. Откуда же сытость? Быть может, он ночью ел ягоды? Любимый сделал ещё несколько шагов вокруг огромного ствола и увидел кусок каменной плиты, засыпанный песком. Он разгрёб песок, сам не зная зачем, и увидел вырубленное в камне слово "иди". Оно было написано по-этрусски, язык этот встречался Любимому в снах, и он умел читать. Дерево вырастило небольшую сумку, Любимый собрал в неё ягод, сколько влезло, и отправился в дорогу.
