Цветы знали, что убить Посланника не смогут. Им было томительно скучно без грёз и эмоций Любимого, они теряли лепестки и листья, злились и знали, что хорошая, уютная жизнь, если и вернётся когда-нибудь, то очень нескоро.
Через три месяца после появления на горизонте восприятия Посланник вступил во владения цветов. Он всё так же раз за разом переставлял ноги. Иногда садился, ел и пил из сумки. По ночам спал на земле, и чужие гадкие растения сцеживали в его сумку воду и роняли туда свои отвратные плоды. Цветы были недовольны, злились, знали, что ничего не получится, но решили попробовать. Посланник занёс вперёд ногу, и на том месте, куда он вот-вот хотел её поставить, вдруг выскочил из земли острый, как шпага, корень. Он поднялся над землёй на полметра, он мог проколоть ногу Посланника, мог пронзить его кость, но тот чуть изменил движение ноги, поставил её рядом с клинком и потянул вперёд другую ногу. Клинки выскакивали из земли ещё несколько дней. Они тянулись вверх, изгибались, каждый из них мог убить Посланника, все вместе они могли превратить его тело в фарш и скормить личинкам насекомых, но цветы не смели тронуть Посланника, он шёл среди леса клинков и продвигался всё ближе и ближе к Любимому.
Однажды цветы сделали глупость. Посланник проснулся и обнаружил вокруг себя высокую стену из необычайно твёрдых ветвей шиповника с очень длинными, острыми и смертельно ядовитыми шипами. Цветы знали, что не смогут остановить его, но им было так скучно, так тоскливо и так не по себе, что они захотели поиграть с Посланником. Поиграли и заигрались. Посланник достал из сумки большой плод неизвестного цветам растения, сжал его, и на ветви шиповника брызнули струи жгучего яда. Ветви корчились, обугливались, опадали. Всё, что ещё могло двигаться, нырнуло в землю, в корни и уже проложенным путём срочно вернулось в сад. Посланник снова стал переставлять свои волосатые ноги, а цветы ещё долго утешали жестоко оскорблённый шиповник и отдавали ему лучшую воду, лучшие соки и самые тёплые лучи солнца.
Любимый ждал, потому что ничего другого не осталось. Он попросил сна. Такого сна, чтобы быть сильным, чтобы победить, чтобы ликовать и пылать торжеством, чтобы хоть на ночь забыть о скорой встрече с чудовищем. Он не знал, почему так вышло, он ли был жалок и напуган, цветы ли обиделись на его слабость, но ему приснился пылающий город со столбами огня, бившими из замковых башен. Какие-то мелкие чудища плясали на страшной высоте среди огненного жара. Какие-то рати скакали, гремя чёрными доспехами, гонимые страхом, ненавистью и жаждой убийств. Любимый мчался в ладье по горячему озеру, в которое изливалась подземная лава, и в котором тысячами гибли обнажённые люди. Сон поставил его во главе отряда вооружённых монстров — людей и человекоподобных крыс, птиц и насекомых. Вместо жажды битвы Любимый чувствовал наготу, беззащитность и страх. Он не понимал, чего хотят от него эти чудовища, кто он для них: вождь, божество или жертва. Зато он точно знал, куда они его тащат — в кипящую воду и потоки лавы, где лодка вспыхнет и сгорит, а он сварится и погибнет, как гибнут впереди эти несчастные. Его обуял ужас, он сумел спрыгнуть на берег и кинуться бежать со всех ног от огней и ночи в прохладные сумерки. Он бежал мимо рыцаря, которого, пожирая плоть и сталь доспехов, терзали огромные крысы. Мимо канала с утопленниками подо льдом и невозмутимой фигурой немыслимого урода, вооружённого луком и стрелами, катившей на коньках в темноту. Мимо огромной арфы, в которой, пробитый струнами насквозь, висел обнажённый человек. Любимый не знал, куда бежать. Хотел свернуть вправо, вдруг его подхватила огромная рука с кривыми когтями, он взлетел в воздух, успел увидеть разинутый клюв гигантской птицы с усталыми человеческими глазами и услышал хруст своих сокрушаемых костей и плеск лившейся крови. Он потерял сознание во сне, потом пришёл в себя и понял, что превратился в ком жидкого дерьма, что вываливается из заднего прохода птицы и летит неизвестно куда во что-то страшное чёрное и бездонное.
