Веснушчатой синеглазке он пожал маленькую ладонь, а тоненькой гимнасточке позволил себя поцеловать. В конце концов один из хозяйкиных ухажеров (а уходили они, разумеется, последними) все-таки не выдержал. Приблизившись вплотную, он криво ухмыльнулся:
- Откуда такие берутся, а? И с именами им везет, и с бабами... Ладно, Маркуша, держи пять и не поминай лихом...
Когда захлопнулась дверь, Марк запоздало вспомнил о Веронике. Вспомнил и забыл. Рита надвинулась вплотную. За спиной у нее дрожало пламя свечей. В воздухе пахло все тем же непостижимым ощущением тайны. Думая, что раскрывает ее, Марк стиснул Риту в объятиях, поднял на руки. Ворс ковра непроходимой порослью опутал ноги. Они упали. Он тянул ее к себе, но Рита помнила очередность. Сначала - одежда, потом все остальное. Пальцы ее умело скользили по пуговицам. Легонький вязаный пуловер взметнулся вверх, родив трескучую молнию. Следуя ее примеру, он с той же стремительностью избавился от своей рубахи. Черт его знает почему, но они спешили. Вернее, спешила она, а он старался не отставать. Шуршала ткань, одежда немилосердно разлеталась по всем углам. Марк все еще чего-то ждал. Он не верил, что придет только плотское. Так юноша отсчитывает годы, подмечая, что главное еще впереди. Черту зрелости чаще всего переступают неожиданно, и также неожиданно является страшное осмысление того факта, что главное успело перекочевать с востока на запад, оказавшись далеко за кормой. До самого последнего момента Марк все еще верил в чудо. Но чуда не произошло. Грудки ее мерно подрагивали, она раскачивалась на нем, с хрипом дыша, порой кусая его в губы. Все было до банального просто. Рыболовный крючок пронзил червя, червь извивался в судорогах. И финиш тоже ничем не удивил. Простреленная сладким огнем, она рухнула на него. Какое-то время было душно и жарко. Чуть шевелясь в такт словам, она шутливо продекламировала.
- Когда мы едины, мы - непобедимы!.. - язык девушки лизнул его в ухо. - Правда, милый?
Марк осторожно высвободился из-под гладкого, лоснящегося молодым потом тела и поднялся.
- Все было чудесно. Ты сказочная девушка...
Слова произносил не он, - кто-то другой. Этот другой всегда приходил на выручку в трудный момент. Пытался помочь он и сейчас. Но более всего на свете Марку хотелось одеться и, не теряя времени, выскочить за порог. Однако вместо этого, подчиняясь многомудрому совету своего двойника, он прошелся по ворсу ковра, с наигранным любопытством коснулся китайских, а может быть, японских штор.
- Я открою форточку, хорошо? - иероглифы съежились под рукой, Марк откинул материю в сторону. И тотчас черная улица вытянула навстречу заскорузлую кисть, вооруженную гигантским "Маузером", полыхнула в лицо громом. Оглушенный, он слегка откачнулся.
- Надо было потянуть за шнур, - подала за спиной голос Рита. - Знаешь, как работают жалюзи? Так примерно и здесь...
Марк не слышал слов. Он глядел прямо перед собой, на узенькую полоску подоконника, приютившую глиняный горшочек. Желтый, невзрачного ростика цветок смотрел на него вполуприщур, осуждающе. Надвигающаяся ночь практически смежила слабые лепестки, и все-таки на короткие секунды растение нашло в себе силы переиграть природу. Выстрел отгремел и стих. Контуженный, Марк туповато наблюдал, как трепетные солнечные лоскутки медленно смыкаются. ЗОВ дошел до адресата. Адресат наконец-то прозрел.
***
Всю последующую жизнь Марка можно было бы окрестить одним словом: обман. До сих пор к подобным фокусам он прибегал достаточно редко - не оттого, что слыл честным и стремился всячески поддержать славу такового, а потому, что не располагал тем, чем чаще всего дорожат, ради чего, собственно, и прибегают к лжи. Абсолютная честность и абсолютная черствость - по сути одно и то же. Опекают и врут - любящие и жалеющие. Правду-матку - всегда режут. Ножами и скальпелями.
Первую порцию лжи получила смуглоликая Рита. Вторую Вероника. Что-то ей надо было объяснить насчет подзатянувшейся прогулки, но объяснение напрашивалось столь чудовищно недостоверное, что Марк обошелся импровизацией на тему давних однокашников, таким образом добившись правдоподобия там, где им и не пахло. Впрочем, за особенной правдоподобностью он и не гнался. Он изложил версию, она ее приняла. И оба легли, обнявшись, делая вид, что засыпают. Но не спал однако ни тот, ни другой. Марк стыдился собственной лжи и упивался мгновениями прозрения. Вероника переживала "первую" измену и пыталась постичь, какой же вывод обязана сделать опытная и неглупая женщина. В путанное объяснение Марка она однозначно не поверила. Женская интуиция исподволь била тревогу, Вероника лихорадочно отыскивала выход. Марк же продолжал думать о цветке, еще об одном одиночестве, внезапно слившимся с его собственной тоской.. Он заново воспроизводил в памяти дрожащие от напряжения полуразведенные лепестки, вспоминал силу, плеснувшую в сознание и показавшуюся ему грохочущим выстрелом.
