Мой бедный.
Тяжелы твои дела.
…а было дело – я тебя взяла,
Малюсенького, месяцев пяти,
Чтобы скорей на дачу отвезти…
Чтоб радовались дети,
Мой отец —
Тебе, мой толстолапый молодец.
…Давно когда-то, догадал же черт,
Меня попасть в один аэропорт.
Расхристанной, зареванной, во сне…
Такой в тот год любовь явилась мне.
Явилась – и изгрызла мне лицо.
И ела на глазах мое мясцо.
Как темный зверь, как небольшой шакал,
Который в темноте меня искал.
И вот, в далеком аэропорту,
Когда я заступила за черту,
Такого я увидела щенка,
Что онемели сердце и щека…
Такой был медвежонок тот щенок,
Так славно ковылял у самых ног…
И села я на пол еще в слезах,
А встала – было олово в глазах.
Да, олово. Я с ним живу давно.
Готовлю с ним обед. Иду в кино.
Особенно кино… но тот щенок —
Он был отец, и муж, да и сынок.
Прошла эпоха. Он на небесах.
И, как овчарка, умер на часах.
И я взяла второго, не смогла
Без этого овчинного тепла.
Теперь и он… уже почти что там.
У нас кардиограмма – не фонтан.
У нас одышка, тяжкий, вялый ход.
Над нами оловянный небосвод.
…живут же как то…
Научусь еще.
Последнее пушистое плечо.
Все подросли. Все выросли в семье.
Какой-то ужас – все, одновременно.
И что ж теперя, что ли, о себе
Подумать, что ль, коленопреклоненно?..
Все справились с задачей.
Только я…
Все хлюпаю, не выучив уроки…
Они успели. Даже колотья
В боку – не наступили сроки.
А я была такою в их года…
Я в тридцать лет —
О, я была такою…
