– Боженька старше! – говорил один.
– Старше Боженьки Иисус Христос, – отвечал другой.
К этим голосам прислушался Саморок, и видит, что за мальчиками идет какой-то простой, но чисто одетый рабочий человек и улыбается. А дети все спорили, спорили и подрались за Боженьку и за Христа, санки опрокинулись, угли рассыпались. Тогда рабочий подошел к ним, разговорил, помирил, даже угли подобрал. Саморок очень удивился, что человек взрослый, рабочий, тратит столько времени с мальчишками.
– Они спорили, – сказал рабочий, – о Боге, спрашивали, кто старше; один говорил, Боженька старше, другой, что Иисус Христос; спорили и подрались из-за Бога. Вот я им и говорю: из-за Бога драться, дети, не следует, – Бог есть любовь.
– Как ты сказал, – еще больше удивился Саморок, – Бог есть любовь?
– Да, я так верую сам, и больше, по-моему, веры нет никакой. Рабочий остановился возле деревянного домика, откуда слышалось пение священных песен и музыка.
– Хочешь, – сказал рабочий, – зайди к нам посмотреть; мы не дереву молимся, а духу, и драться нам не из-за чего. Божество деревянное у нас давно разбито. Бог есть дух, Бог есть любовь.
И увидал Саморок голые стены, а люди сидят хорошие, и как-то особенно молятся, – и хорошо, и тяжело: не на чем глаз остановить.
– А Христос у вас голенький, – сказал после службы Саморок.
– Голенький, – улыбнулись братья, стали ему рассказывать и пояснять Священным Писанием, отчего Христос у них голенький.
Все было так ясно и хорошо в их речах; и раз и два и три все ходил к ним потом слушать рассуждения, а чего-то главного не мог понять.
Была в их речах, скрывалась где-то простая самая подковырочка вроде бородавки к потайному ключу, и ее никак не мог понять Саморок: слушал, кивал огромной головой, будто во всем соглашался, а в то не мог проникнуть и мучился.
– Вера приходит от слышания, – сказал однажды евангельский брат.
И вдруг как свет какой с неба упал. Саморок поднялся и воскликнул:
– Ага! Понимаю: все нужно принимать на себя!
Понял он в эту минуту вдруг, что в Священном Писании все о нем же, о Самороке, и говорится все о нем, до малейшей черточки; и все сразу ясно, как день, отчего и эти люди так молятся, и отчего Христос у них голенький.
– Понимаю, – воскликнул Саморок, – все нужно принимать на себя!
Слезы ручьем потекли из глаз его, слезы радости, что душа себе выход нашла. Братья и сестры по духу окружили его, радуясь новому брату. Тут же перед моленной, на улице, чтобы все видели, стал на колени Пимен, не стыдясь, не унимая бегущих слез.
А прохожие смотрели на него и, смеясь, говорили:
– Вот человек, – нашел себе веру, и водка у него слезами выходит.
V
На коленях перед иконами стояла Маша и была в молитве своей тиха, как спокойная речка в русле Адамовом.
– Что ты молишься богам деревянным? – говорит ей брат.
И снимает иконы. Огонь в печи разводит. А Маша, немая, смотрит, будто приведена сама на сожжение.
Окруженные пламенем стоят в печи иконы, и еще есть надежда, еще верит Маша, что останутся неопалимые, как три отрока в пещи огненной.
Горят. Но Маша верит, что святой это пламень, бежит смотреть, не покажется ли чего из трубы. Дым из трубы валит простой.
– Сбегала, посмотрела? – усмехается Саморок, – нет ничего.
И спокойно, помешав жар, закрывает трубу.
Но это кажется только, что ничего не случилось; не та Маша, и Пимен не тот теперь, – оборвалась речка Адамова.
Брат с сестрой вместе читают Библию, он ее учит:
– Нужно все примать на себя. Что бы ни было, все на себя; о нас, живых, в этом доме идет речь, а не о тех, что там. Где там? Что там? Того мы не знаем. Нужно все примать на себя!
Начали от самого сотворения мира книгу на себя переводить: вот она, прежняя наша тьма, когда еще мы верили в богов деревянных, хаос вселенной – хаос нашей души. Этот первый свет – свет истинной веры. Стал свет, и отделилась ночь. И было утро, и был вечер – день первый.
– Нужно все примать на себя, – говорил Саморок. – Бог значит свобода, а не дерево. Адам – разум твердый, а не мужик Адам. Понимаешь?
До полуночи книгу на себя переводили и пришли к тому месту, как Лот в пещере уснул с дочерьми и Бог не осудил этого, и дети, рожденные Лотом от родных дочерей, были угодны Богу, творившему род человеческий.