После обедни часто приходит кто-нибудь за советом. Келейник хочет помочь встать с дивана и сесть в тележку.
– Не надо, я сам, я сам, – громко и бодро говорит отец Леонид.
Есть возле дивана в стене гвоздик, подальше вбит второй, и третий. От гвоздика к гвоздику тянется старик к своей тележке, сам садится, сам выезжает в другую, светлую комнату и вглядывается, узнавая забытое лицо своей гостьи.
Кто эта дама в старомодном темном платье смотрит на разбитого параличом старика, пугается, говорит ему о страхе своего близкого конца?
– Сударыня! – утешает отец Леонид, – когда вы будете умирать, ангелы на серебряном блюде принесут вам отпущение грехов, посадят вас на это блюдо и живой унесут на небо! Не бойтесь!
Дама улыбается, старик по улыбке узнает в ней Вареньку: она до сих пор носит в его сад цветы.
– Полегчило! – шепчется потом Варенька с другой старушкой, гуляя в монастырской роще, – сильно полегчило, – а вам что сказал?
– Я букет ему принесла, – с улыбкой говорит старушка, – он взял белую и красную розу: «Красная роза, – говорит, – вы, белая – я, монах».
– Все такой же! – смеется Варенька.
– А мне сказал, – говорит третья старушка: «Не осуждайте нас, одежда еще не делает монахом, это подобно костюму барыни, чудесный белый костюм, как эта белая роза, а загляните внутрь…»
– Все такой же! – смеются все вместе.
И старушки сдружаются, идут с Веселой горки в монастырскую гостиницу, кушают знаменитую семибратскую уху из бирючков, пьют чай и, закусывая невынутыми просфорами и улыбаясь далеким радостным образам, повторяют друг другу:
– Он все такой же!
Однажды не старушки, а молодая, сильная дама с румянцем, побеждающим здоровый загар, и темным пушком-усиками вошла в келью отца Леонида и застала врасплох старика. Было прямо после обедни, когда радостный звон вместе с радостным солнцем общей волной врываются в окно кельи. Молодая дама прошла одну комнату и заглянула в другую, где спал отец Леонид.
Келейника не было; отец Леонид, не зная, что в дверях стоит и смотрит на него молодая дама, перебирался от гвоздика к гвоздику, стремясь поскорее достигнуть тележки. Вдруг скрипнула половица; старик оглянулся, выпустил гвоздик, покачнулся и рухнулся на пол. Молодая дама быстро умела поднять старика, уложить на диване, успокоить, обласкать. Села сама возле и рассказала о себе ему, как родному.
– Есть ли кого любить? – спросил ее прямо отец Леонид. Молодая дама замялась, но, посмотрев на умное и ласковое лицо старика, стала говорить намеками.
– Да можно ли его любить молодой женщине? – перебил отец Леонид.
– Я люблю его, но не всегда: когда задумается, его нельзя, невозможно любить, да он тогда и не здесь, не с нами бывает, представляется ему, будто он последний в роду и достанет золотой гроб князя Юрия и спасет свой народ, и последний первым сделается.
Княгиня все рассказала, что знала о князе.
– У вас нет детей? – подумав, сказал отец Леонид.
– В этом наше несчастье! – обрадовалась княгиня, что старик понял ее.
– Несчастью нельзя поддаваться, счастье сделать нужно.
– Как же можно счастье сделать? – спросила княгиня.
– Как сделать счастье? А вот что ты испробуй… Отец Леонид припомнил похожий случай и дал свой совет.
– Будет у вас дитя не свое, но это все равно: лишь бы князь за свое считал и поверь, княгинюшка, обойдется твой муж и забудет своего Юрия.
– Я сама так думаю, но ведь это обман.
– Тайна, а не обман. Есть большая правда на свете и правда коротенькая. Большую правду Господь нам откроет там, на небе, а здесь мы живем по коротенькой правде. Ты хочешь ему и себе в этой жизни счастье сделать, и сделай: князь обойдется. Но только держи это в тайне.
Леонид приподнялся, благословил княгиню, поцеловал и сказал на прощание:
– С Богом, гора!
Княгиня вышла в сад утешенная, обрадованная.
– Полегчило, княгиня? – спросили ее две старушки в саду.
Княгиня улыбнулась старушкам хорошей улыбкой, они улыбнулись ей, и хотя не знали, что она спрашивала, казалось, все понимали. Вокруг было множество цветов, и белый Сион на солнце весь горел золотыми крестами.
