его ересь поверил (особенно, зная доподлинно её корни) но что-то во мне с тех слов
откликнулось созвучно и в памяти отложилось.
Простоял я эдак – собственным изваянием – с полминуты, наверное. Вспотел весь –
тяжкое это дело, с самим собой бороться. И убежать просто так не могу (одиннадцать лет
в егерях – не пустяк какой) и нож, вергой протянутый, взять не могу (всё нутро
протестует). И ведь выгляжу – глупее некуда. Но так и стоял без движения, пока верга,
плечами пожав, нож не убрала. И ушла, не оглядываясь, в сторону лежек. Дальше стоять
уже просто было верхом идиотизма, поэтому я повернулся и бросился бежать вдоль
склона, выглядывая между деревьев журчащий там ручей.
Ручей оказался неожиданно широким – я чуть не свалился в него, когда под тонким,
укутывающим землю, слоем тумана, блеснуло жидкое серебро воды – намного ближе, чем
я ожидал. Это хорошо, что ручей широкий. И узкий бы подошёл, но широкий задачу
существенно упрощает. Я пробежал вдоль петляющей по лесу речки пару стадий, затем
свернул к воде, прошел по берегу еще немного, выбирая подходящее место. Сорвал пару
стеблей стрелолиста, натер ими руки, потом запрыгнул в самую середину холодного
потока. Речка в этом месте разливалась особенно широко, но при этом и мельчала изрядно
– вода мне едва по щиколотки оказалась. Я присел, подпрыгнул, ухватился за нависающие
над водой ветки и полез вверх. Остановился, только когда ствол стал тонким настолько,
что начал заметно подрагивать подо мной при малейшем моем движении. Устроился
поудобнее в развилке, убедился, что снизу меня не видно, и приготовился к долгому
ожиданию.
Знаю я, как они будут действовать. Бросятся по следу, дойдут до места, где я в
ручей прыгнул, а потом поделятся на четыре отряда. Два из них по противоположным
берегам ручья пойдут вверх по течению, два – вниз. Искать место, где я на берег вылез. Не
найдут, разумеется. Догадаются, что я где-то, за ветки зацепившись, вылез, и начнут лес
прочесывать. Они по деревьям лазать не умеют, поэтому им обычно и в голову не
приходит вверх смотреть. Дня через два, когда станет ясно, что я далеко ушел и скоро с
подкреплением вернусь, они логово бросят и уйдут. Тогда и мне можно будет спуститься.
Один раз нечто подобное у меня уже получилось. А там и клан был немаленький, и
опыта общения с людьми ему было не занимать.
Эти, конечно, умные очень. Но… нет, не догадаются. Пусть очень умные, но они –
верги. У них мозги по-другому устроены. Так что можно особо не беспокоиться – я
выживу и на этот раз.
Меня другое беспокоит – я-то выживу, а вот лейтенанта егерей Бернта Сервия
бестии уже убили. Умер он на той поляне под Ольштадом, вергами загрызенный.
И что мне теперь с этим делать?
V. Cui podest malum?
- Шелест?! – капитан откинулся на стуле и уставился в меня взглядом, полным веселого
удивления, - живой?
Удивление его мне было понятно. Когда егерь вдруг пропадает без вести (неважно при
каких обстоятельствах) практически всегда он не находится вовсе. Изредка бывает, что
находится, но – не весь. Частями. «Одна нога здесь, другая – там» - аккурат на такой
случай пословица. Ну и всё, иных вариантов нет. Хотя, вру – не всегда. Егеря – тоже люди.
Бывает и по-другому. Очень-очень редко, но бывает. Три года тому под Ристом мы Марка
«Лютика» потеряли. Чистили гнездо гиттонье, и, уже после чистки, Марк назад
запросился – обронил, говорит, ножик из лунного серебра. В лагере, скорее всего, в
палатке, или рядом где. Я Марка с чистым сердцем отпустил – ровно мы там отработали,
не могло недобитков остаться – отпустил и решил: догонит. А не догнал. Ни в тот день, ни
в следующий. Тут уж я забеспокоился – вернулись к гнезду, все обшарили: как пропал
человек: ни следов, ни зацепок. Разбили заново лагерь, три дня частым гребнем
окрестности чесали, а окрестности там, надо заметить, ничуть оному процессу не
