Рядышком тихонько всхлипывает Лаура. Нежно обнимаю ее за плечи, прикосновение к ее горячей коже вызывает легкую дрожь… в общем, явных признаков волнения стараюсь не подавать.
— Да не убивайся ты так, солнышко, пустое это все.
— Легко сказать, — вздыхает она, — они были такими храбрыми!
— Да ладно тебе, вытащим мы их оттуда!
Заметьте, сказал я это без всякого значения, как щелчком отшвыриваешь назойливого муравьишку, карабкающегося по руке. Но Лаура, истолковав все слишком буквально, садится на кровати, не обращая внимания на то, что ее грудь агрессивно подпрыгивает перед моими уже готовыми лопнуть иллюминаторами:
— Ты сможешь им помочь?
В голосе ее слышится вызов. Ну конечно, все они одинаковые, эти телочки: ведут себя так, будто ты — прядка грязных волос, застрявших в старой гребенке.
— Что ты, где уж мне! — зло усмехаюсь я. — Ты ведь прекрасно знаешь, дорогая, перед тобой — ходячий кусок гусиного жира!
— Прости, милый, ты просто великолепен, прости!
В полдень мамаша Брукер, прикрыв свою пивную лавчонку, позвала нас обедать. Она сварганила весьма аппетитный харч, который мы все втроем поглощали на кухне, а бутылочка бургундского приятно скрасила нашу маленькую трапезу. Я бы с бо́льшим удовольствием скрывался не на чердаке у толстухи, а в погребке — боюсь только, тогда было бы не до Лауры…
Мы уже почти поели, когда прибежал запыхавшийся и сильно встревоженный Буржуа.
— Ну как, — спрашиваю, — все спокойно?
— Не совсем, — едва отдышавшись, выпаливает он. — Мне удалось кое-что разузнать. Наших действительно арестовали в брюссельском поезде и отвезли в заброшенную школу, теперь перешедшую в руки гестапо. Место это, к сожалению, охраняется так, что и пробовать нечего.
— Как это нечего?! Попробовать-то как раз всегда можно, и я это вчера доказал!
Энтузиазм мой, правда, никому не передается — новости не из тех, что вселяют надежду.
— Черт, вы меня тут за Тартарена, что ли, держите? Если я сказал, что рискну своей башкой и вытащу ваших парней, то это значит, что так и будет — причем немедленно! Буржуа, вы тут как-то обмолвились, что ваш брат — священник. Какой у него приход?
И услышав название:
— Где это?
— К северу от города.
— Прекрасно, будьте у него через час, там и встретимся.
На меня тут же посыпался целый град восклицаний:
— Эй!
— Вы что?!
— Никак, наружу собрались?
— А вы думали, я тут буду играть в старичка-лесовичка до конца войны? Есть у кого-нибудь оружие?
Мамаша Брукер лезет в радиоприемник и вытаскивает стандартную модель шестого калибра.
— Подойдет?
— Не хочу вас огорчать, мадам — эта штука не заменит и хорошего штопора, но я попробую ею удовольствоваться, — отвечаю, засовывая револьвер в карман брюк. — Да, и еще: у вас найдется мешок угля?
— Не поняла…
— Мешок угля. Вы не знаете, что это такое?
— Полный?
— Ну разумеется!
— В подвале есть…
Спустившись в это своего рода святилище, окидываю умиленным взором батареи бутылок.
— До скорого, лапочки мои, — нежно шепчу я им и устремляюсь к куче угля. Засовываю в нее по локоть руки и вымазываю себе все лицо, после чего набиваю искомый мешок.
Проходя мимо зеркала, не могу не улыбнуться: выгляжу я и впрямь, как заправский угольщик, и надо быть посмекалистей рядового фрица, чтобы распознать Сан-Антонио под таким слоем пыли.
— Открывайте дверь! Буржуа, через час в церкви — надеюсь, вы придете раньше меня. Предупредите брата, чтобы не очень удивлялся!
Я выхожу из дома.
Идея такого маскарада была неплоха — улицы просто кишмя кишат патрулями. Инструкции гансам выданы самые жесткие, это видно по тому, как они оглядывают прохожих: заори сейчас какой-нибудь лопух «Долой Адольфа!», его бы мигом превратили в дуршлаг. А я тащу уголек по городу, в душе проклиная себя, что столько его набил. Не знаю, как насчет пыли на лице, но уж мешок-то точно не липовый!
Через полчаса с небольшим я, как и было условлено, прихожу в церковь. Поискав глазами дверь, вижу стоящего перед ней Буржуа и с облегчением сваливаю на землю злополучный мешок. Уф! Правое плечо вообще ничего не чувствует.
Буржуа представляет меня, и я долго трясу кюре руку. Передо мной довольно симпатичный мужичонка, смахивающий на своего братана. Они, наверное, близнецы — похожи, как два голых негра в темной комнате!