Он кокетлив, как смазливая бабенка! Плюс ко всему Блашен убежден, что если Мисс Вселенной одновременно представить его и Мастроянни, девочка без малейшего колебания выберет себе в партнеры для траха именно его.
Все его жалованье уходит на костюмы и тонкое белье. Он чемпион по твиду, трикотину и фланели. Король шелковых рубашек, император галстуков и Зевс ботинок. Из каждой служебной командировки он привозит шмотки одна лучше другой, которыми забивает гардероб с восторгом Гарпагона.
Эта мания имеет и положительные стороны, поскольку благодаря ей мы можем обуть нашего покойника в колеса мейд ин Джермани[28].
Через два дня поляк, получивший вставной зуб, готов к выполнению своей миссии.
Шеф вызывает меня.
– Сан-Антонио, я думаю, что теперь операция вступает если не в самую важную, то по крайней мере в самую деликатную свою часть. Ваш черед играть...
– О'кей, я уже давно жду.
– Сегодня вечером военный самолет доставит вас в Страсбур вместе с вашим одеревенелым другом...
Я разражаюсь хохотом.
– Одеревенелый! Отличная кликуха для него! – фыркаю я.
Шеф не изволит разделить мое веселье или показать, что польщен тем, что его вызвал.
– В Страсбуре вас обоих будет ждать машина. Шофер знает способ попасть в Германию, минуя таможенные посты. В километре от места назначения он вас оставит, и вы будете действовать так, как сочтете нужным. Понятно?
– Понятно.
– Вы хорошо усвоили, что должны делать?
– Да, босс.
– Тогда не будем к этому возвращаться. Вот различные мелочи, которые вы должны вложить в карманы Одеревенелому: зажигалку, начатую пачку американских сигарет – в левый карман пиджака, как и связку ключей. Я подчеркиваю: в левый. Не забудьте эту деталь. Наш покойник должен быть левшой... Коробок немецких спичек – в маленький кармашек пиджака. Бумажник со всем необходимым – во внутренний правый пиджака. Именно правый, по той же причине... Карандаш, платок и перочинный нож – в левый карман брюк. В правый ничего не кладите. Я предпочитаю, чтобы вы разложили все эти предметы в последний момент. Боюсь, если их положить сейчас, они могут выпасть во время различных манипуляций.
Он складывает перечисленные предметы в маленький мешочек и перевязывает его красной лентой.
– Вот берите...
Я сую мешочек под мышку.
– Пойдем дальше, – продолжает он.
Он открывает ящик своего стола и вынимает пушку крупного калибра. Эта штуковина заслуживает почетного места в витрине Музея вооруженных сил... Она выплевывает маслины размером с сигару. Композицию утонченно завершает глушитель.
– Возьмите, – говорит Старик. – Это самый совершенный револьвер, какой когда-либо производили немцы. Барабан на шесть патронов, пули разрывные... При стрельбе с близкого расстояния они производят большие разрушения... Слишком большие. Вы меня понимаете?
– Я вас прекрасно понимаю, шеф!
Машина – старый «опель», покрашенный в черный цвет, шофер – эльзасец средних лет, разговорчивый, как нормандский шкаф.
В этом районе Германии стоит чернильно-черная ночь. Дорога вьется по лесу, описывая широкие дуги.
Рядом со мной на сиденье находится Одеревенелый. Он вытянут, тверд, как телеграфный столб, каблуки лежат на полу, черепушка упирается в потолок, остальное тело висит в пустоте. Путешествие с таким попутчиком вызывает странные чувства. Клянусь, что в эти минуты скорее вспоминаются готические романы, чем поэзия Бодлера!
Некоторое время мы едем вдоль реки, пена которой поблескивает в темноте. Я изучил маршрут по карте и поэтому знаю, что это Кипциг, приток Рейна.
Из этого я заключаю, что Фрейденштадт уже недалеко.
Закуриваю сигарету и начинаю обдумывать ситуацию. В общем-то, в моем задании нет ничего сложного, оно просто деликатное... Это ювелирная работа, а я – между нами и улицей Риволи, – я в своем роде ювелир, почему босс и поручил ее исполнение мне...
Тачка въезжает на окраину деревни. Водитель аккуратно останавливает ее на обочине.
– Я сойду здесь, – говорит он и протягивает мне слюдяной чехол: – Бумаги на машину.
– Спасибо.
Он выходит из машины, я делаю то же самое, чтобы занять место за рулем. Он прощается кивком, на мой вкус слишком деревянным, слишком германским, потом затягивает пояс своего зеленого пальто и уходит в сторону деревни не оборачиваясь. Я даю ему время отойти подальше, сажусь за руль и включаю мотор... Я еду медленно. Ночь по-прежнему очень черная, но в ней есть что-то бархатное и волнующее. Она хорошо пахнет свежей землей и влагой... Я без проблем пересекаю спящую деревню. На другом ее конце находится французский военный пост. Проезжая мимо него, я вижу четырех солдат, играющих в карты. Пятый в одиночестве пьет вино, зажав между ног винтовку.