Цикл Романов "Сан-Антонио". Компиляция. Книги 1-30 - страница 192

Два-три глубоких вдоха на некотором расстоянии от благоухающего покойничка позволяют мне прийти в себя.

Я вызываю себя для маленькой проповеди, подходящей к данным обстоятельствам. «Сан-Антонио, сокровище мое, если у тебя бабья натура, бросай службу и занимайся вышиванием...»

А вообще было бы забавно виртуозу обращения с автоматом и «кольтом» с подпиленным стволом закончить жизнь за пяльцами! Я критическим взглядом окидываю моего жмурика.

Прислоненный к дереву, он напоминает негритянский тотем. Ладно, все готово... Черт!

Мой взгляд упал на колеса Блашена... Великолепно начищенные, они блестят в лунном свете! Я испытываю маленькое злорадное удовлетворение от мысли, что большой босс, думающий обо всем, не сообразил, что ботинки человека, прошедшего по траве и земле, не могут так блестеть... Я отхожу немного подальше, беру комок земли и пачкаю его колеса. Я мажу подошвы, набиваю немного земли в дырочки для шнурков... Таким образом мой Одеревенелый становится похожим на большого ходока!

Теперь я могу действовать... Отступаю шагов на десять, вытаскиваю пушку с глушителем, тщательно целюсь поляку между глаз и спускаю курок. Шума не больше, чем от пука зайца. Подхожу оценить работу. В темноте никогда нельзя быть уверенным, что все сделал хорошо, но я доволен своим талантом стрелка... Маслина вошла как раз в то место, куда я целился, и снесла половину котелка... Так что мой пшек стал неузнаваемым... Абсолютно неузнаваемым.

Довольный, я награждаю себя комплиментом... Разумеется, кровь из него не идет, но я хочу, чтобы все выглядело так, будто смерть наступила несколько дней назад, а поскольку в последнее время шло много дождей, никто не удивится отсутствию крови.

Я толкаю Одеревенелого на траву... Еще секунду прислушиваюсь. Вокруг полная тишина. Все хорошо...

Проделываю тот же путь в обратном направлении, перелезаю через забор в том же месте и медленно иду к «опелю». Он спокойно стоит, прикрытый ветками. Я их снимаю, влезаю в тачку и тихо уезжаю.

Десять минут спустя я еду в сторону деревни...

Проезжая мимо французского поста, замечаю картежников и любителя вина. Все занимаются тем же.

Если бы не стойкий запах дохлятины, я мог бы подумать, что ничего не было...

Ночь безмятежная, как на Рождество. Затягивавшие небо облака разлетелись, и поблескивают звезды.

Я останавливаюсь перед постом. Тот, кто не играет в карты, подходит к машине. У него на рукаве сержантские нашивки.

Принимаю свой самый сладкий вид.

– Видите ли, – объясняю я, – я еду из Штутгарта во Фрайбург. Между Фрейденштадтом и этой деревней есть большое поместье, обнесенное толстой решетчатой загородкой...

Сержанту хочется спать, и он часто моргает глазами.

– Ну и что? – ворчит он.

– Я остановился возле этого поместья справить малую нужду, и мне показалось... Я...

Мое смятение сыграно превосходно, раз в глазах собеседника появляются интерес и нетерпение.

– Да говорите! – ворчит он. Я понижаю голос:

– Я думаю, там...

– Что?

– Поту сторону решетки лежит труп...

– Труп?

– Да... Я... Там так отвратительно пахло... Запах тления! Я чиркнул спичкой, и мне показалось, что на траве в поместье, возле одного из деревьев, лежит труп...

Сержант скребет голову.

– Вам это показалось? – настаивает он.

– Я просто неудачно выразился. Я в этом уверен... Высокий мужчина... часть головы у него снесена. Сержант начинает свистеть

– Эй, вы! – кричит он оставшимся в караульном помещении. – Слышали, что случилось? Тут один тип утверждает, что видел труп в поместье Бунксов.

Он возвращается в домик, кивком приглашая меня следовать за ним. Я прищуриваю глаза от света. В помещении сильно пахнет табаком, а еще сильнее – красным вином, запах которого является как бы символом Франции.

Четыре солдата смотрят на меня, сжимая в руках карты, колеблясь между интересом и беспокойством, которое им доставляет мое появление.

– Надо известить лейтенанта, – говорит из них. Сержант соглашается и приказывает:

– Жиру, сбегай за ним!

Потом смотрит на меня с осуждающим видом.

– Если вы ошиблись, я вам не завидую. Лейтенант не любит, когда его беспокоят из-за ерунды.