— День моего рождения, место рождения и что я тут делаю? Ты об этом?
— Почему тебе дали постоянное право на жительство? Это тоже там написано?
Ассад кивнул:
— Меня убьют, если я вернусь домой, — такое вот дело! Власти Сирии не очень любили меня, понимаешь!
— За что?
— У нас были разные взгляды, этого достаточно.
— Достаточно для чего?
— Сирия — большая страна. Люди иногда просто исчезают.
— Ладно, ты уверен, что тебя убьют, если ты вернешься?
— Именно так, Карл.
— Ты работал на американцев?
Ассад резко повернулся к нему:
— Почему ты так говоришь?
Карл отвернулся.
— Сам не знаю. Я просто спросил.
Когда он в последний раз был в старом полицейском участке Сорё на Сторгаде, тот принадлежал шестнадцатому округу рингстедской полиции. Сейчас он был отнесен к Южнозеландскому и Лолланд–Фальстерскому округу, но стены из красного кирпича ничуть не изменились, из–за барьера смотрели те же лица, и обязанностей ни у кого не убавилось. И какой был смысл переписывать людей из одной графы в другую?
Карл ожидал, что кто–нибудь из здешних криминалистов попросит его еще раз описать клетчатую рубашку. Но нет! Все оказалось не так примитивно. В кабинете размером с чуланчик Ассада гостя встретили четверо полицейских с такими лицами, как будто каждый из них потерял в неприятном ночном происшествии близкого родственника.
— Йоргенсен! — объявил один из них, протягивая Карлу руку.
Рука оказалась холодна как лед. Наверняка этот Йоргенсен несколько часов тому назад смотрел в глаза тем парням, которые были убиты из монтажного пистолета. В таком случае он уж точно за эту ночь ни секунды не спал.
— Хочешь осмотреть место преступления? — спросил один из ребят.
— Это необходимо?
— Там картина немного иная, чем на Амагере. Их убили в авторемонтной мастерской. Одного в гараже, другого в конторе. Стреляли с очень близкого расстояния, так как гвозди вошли очень глубоко. Их можно было обнаружить, только внимательно присмотревшись.
Другой полицейский протянул фотографии размера А4. Все так. Из черепа торчит только верхний конец гвоздя, даже крови почти нет.
— Видишь, оба были заняты работой. Руки грязные, одежда — рабочий комбинезон.
— Пропало что–нибудь?
— Ничегошеньки!
Этого слова Карл не слышал уже много лет.
— Какой работой они занимались? Дело было поздним вечером? Может, они подхалтуривали?
Криминалисты обменялись взглядами. Очевидно, они сами ломали над этим голову.
— На полу остались сотни разных следов. Похоже, там никогда не делали уборки, — вмешался в разговор Йоргенсен.
Ему явно пришлось нелегко.
— А теперь, Карл, приглядись вот к этому внимательно, — продолжил он, приподнимая покрывало на столе. — И не говори ничего, пока не сможешь ответить с полной уверенностью.
Под покрывалом обнаружились четыре рубашки в крупную красную клетку. Они лежали на столе, словно четыре лесоруба, отправившиеся на вырубку.
— Есть ли здесь похожая на ту, что ты видел на месте преступления на Амагере?
Это было самое странное опознание, в каком Карлу приходилось участвовать. Нужно было ответить на вопрос: какая рубашка это сделала? Звучит прямо как розыгрыш. Он никогда не был специалистом по рубашкам. И своих–то не помнил.
— Карл, я понимаю, что это трудно, когда прошло столько времени, — устало произнес Йоргенсен. — Но ты нам очень поможешь, если сделаешь это.
— Да с чего вы, черт побери, взяли, что убийца будет ходить в той же рубашке спустя несколько месяцев? Небось и сами в своем деревенском захолустье иногда все же меняете одежонку.
— Мы все проверяем. — Йоргенсен не обратил внимания на его тон.
— И откуда у вас такая уверенность, будто свидетель, видевший предполагаемого убийцу издалека да к тому же ночью, сумел с такой точностью запомнить рубашку преступника, что его показания окажут серьезную помощь следствию? Да эти проклятые рубашки похожи одна на другую, как четыре капли воды! Они, конечно, отличаются, но есть же наверняка тысячи других похожих.
— Человек, который их видел, работает в магазине одежды. Мы доверяем ему. Он очень точно нарисовал нам эту рубашку.
— А того, кто был в нее одет, он не нарисовал? Так было бы лучше.
