Встав у окна, Карл попробовал поймать рассеянный взгляд Уффе. Эти глаза воспринимали окружающее, но явно не осмысливали его. За этим взглядом что–то было, но в то же время как бы ничего и не было.
— Передвинься–ка на другую сторону, — сказал Карл своему помощнику, который ждал его, сидя за рулем.
— На другую сторону? Ты не хочешь, чтобы я вел машину?
— Мне бы хотелось, чтобы она какое–то время еще поездила. У нее есть АБС–тормоз и серворуль, и я был бы рад, если бы они уцелели.
— И что значит то, что ты сейчас сказал?
— Ты должен сидеть и внимательно следить за тем, чего я хочу от тебя, когда ты ведешь машину. На тот случай, если я еще когда–нибудь соглашусь пустить тебя за руль.
Карл набрал на GPS–навигаторе следующее место назначения и, не обращая внимания на поток арабских слов, вырвавшихся из уст Ассада, залез на водительское сиденье.
— Ты когда–нибудь водил машину в Дании? — спросил он через некоторое время уже на пути к Стевнсу.
В ответ последовало красноречивое молчание.
Нужный дом в Маглебю обнаружился на боковой дороге совсем на окраине, дальше начинались поля. Он оказался не крестьянским домишком и не одной из реставрированных господских усадеб, а добротным кирпичным зданием, построенным в те времена, когда фасад дома еще отражал его душу. Вокруг росли высокие тисы, но крыша горделиво возвышалась над ними. Если этот дом был продан всего за два миллиона, то кому–то крупно повезло на выгодную покупку, а кто–то остался внакладе.
На медной табличке значилось: «Антикварная торговля», а ниже: «Петер и Эрлинг Мёллер–Хансен». Однако тот из владельцев, который отворил дверь, скорее уж походил на Росенстьерта[15] — тонкокожий, голубоглазый, щедро умащенный ароматными кремами.
Он оказался гостеприимным хозяином и охотно отвечал на вопросы. Любезно приняв из рук Ассада шапку, он впустил посетителей в прихожую, наполненную ампирной мебелью и всяческими безделушками.
Нет, с Меретой Люнггор и ее братом они не были знакомы. То есть не состояли в личном знакомстве, хотя большая часть вещей продавалась вместе с домом. Впрочем, они не представляли никакой ценности.
Он угостил посетителей зеленым чаем в чашечках тончайшего фарфора и присел на краешек дивана, наискосок поставив ноги со сдвинутыми коленками, полный готовности по мере сил выполнить свои обязанности перед общественностью.
— Такой ужас, утонуть как она! Я думаю, это страшная смерть. Мой муж однажды чуть было не утонул в водопаде в Югославии, и для меня это было жуткое переживание, могу вам сказать.
Карл заметил недоумение, отразившееся на лице Ассада, когда хозяин произнес «мой муж», но ему достаточно было бросить на помощника выразительный взгляд, чтобы тот сдержался. Ассад, очевидно, еще многого не знал о том, какие разнообразные формы брачных отношений существуют в датском обществе.
— Полиция собрала документы сестры и брата Люнггоров, — сказал Карл. — Но может быть, вам потом еще довелось обнаружить какие–нибудь дневники, письма или там факсы, или даже просто телефонные сообщения, которые, на ваш взгляд, могли бы пролить новый свет на это дело?
Хозяин помотал головой:
— Ничего не осталось. Была только мебель, — он обвел рукой комнату, — так, ничего особенного. И в ящиках тоже ничего интересного, кроме канцелярских принадлежностей и парочки сувениров. Альбомы с открытками, несколько фотографий и тому подобное. Мне кажется, как люди они ничем не выделялись.
— Ну а соседи? Они знали Люнггоров?
— Да что вы! Мы очень мало общаемся с соседями. Впрочем, они тут недавно живут. Вроде бы вернулись из–за границы. Нет, знаете ли, по–моему, Люнггоры ни с кем в городе не поддерживали знакомство. Многие вообще не знали, что у нее есть брат.
— Значит, среди местных жителей вам не приходилось сталкиваться ни с кем, кто бы их знал?
— Нет, почему же! Хелле Андерсен. Она присматривала за братом.
— Это домработница, — вставил Ассад. — Полиция допрашивала ее, но она ничего не знала. Но было одно письмо — Мерете Люнггор. За день до того, как она утонула. Приняла письмо домработница.
Карл поднял брови. Надо будет самому как–нибудь хорошенько прочитать дело.
