Иветта поставила на стол коробочку шоколада.
— Наверное, можем, — сказала она со вздохом и направилась в угол.
Там громоздились свертки старой бумаги от рождественских подарков и других упаковочных материалов, как напоминание о былых временах, когда во многом ощущалась постоянная нехватка. Оттуда Иветта вытащила коробку фирмы «Петер Хан».
— В последние десять лет мы с Мартой дополняли папку с документами следствия вырезками из газет. Ведь с тех пор, как умер мой муж, мы с ней остались одни и больше у нас никого не было.
Ассад взял у нее коробку и поднял крышку.
— Здесь есть несколько газетных вырезок о нападениях, по поводу которых так ничего и не было выяснено. А также вырезки о фазанобойцах.
— Фазанобойцах? — удивился Карл.
— Ну да! А как еще назвать таких людей?
Иветта порылась в коробке и вытащила на свет образчик, иллюстрирующий эти слова. Действительно, слово «фазанобойцы» к ним вполне подходило. На большой фотографии из еженедельника все они красовались вместе: парочка представителей королевского окружения, разношерстные буржуазные типчики, а также Ульрик Дюббёль-Йенсен, Дитлев Прам и Торстен Флорин. В победоносных позах: у каждого зажато под мышкой ружье переломленным стволом книзу, нога выставлена вперед, а на земле рядами разложены убитые фазаны и куропатки.
— Ого! — сказал Ассад.
Что еще можно было к этому добавить!
Они заметили, что Марта Йоргенсен зашевелилась, но не догадывались, во что это может вылиться.
— Я этого не потерплю! — неожиданно воскликнула она. — Чтоб им всем сгинуть! Они убили моих детей и мужа. Будь они прокляты!
Она попыталась подняться, но не удержалась на ногах и повалилась головой вперед; сильно стукнулась лбом о край стола, однако словно не заметила ушиба.
— Смерть им! Пускай они тоже умрут! — прохрипела она, не поднимая головы от стола, и взмахнула руками, разбрасывая чашки.
— Тише, Марта! — стала успокаивать ее Иветта, пытаясь усадить задыхающуюся подругу обратно в кресло.
Когда больная наконец успокоилась, отдышалась и опять принялась за свою сигару, Иветта увела посетителей в соседнюю комнату, столовую. Она попросила извинения за поведение своей подруги и объяснила, что в этом виновата опухоль мозга, которая так увеличилась, что теперь уже невозможно предсказать реакцию Марты на то или иное событие. Раньше, мол, она такой не была.
Гостям и не требовалось никаких извинений.
— Однажды приходил какой-то мужчина. Он сказал Марте, что хорошо знал Лисбет. — Иветта приподняла вылезшие брови. — Это покойная дочь Марты, а мальчика звали Сёрен. Вы ведь и сами знаете? — Ассад и Карл кивнули. — Может быть, папку взял тогда этот друг Лисбет. Он пообещал Марте, что вернется и принесет папку. — Иветта бросила на обоих такой печальный взгляд, что им сразу захотелось обнять ее за плечи и утешить. — Наверное, придет, когда уже будет поздно.
— А как его звали, этого человека? — спросил Ассад.
— К сожалению, не знаю. Меня не было дома, когда он приходил, а Марта все забывает.
— Вы не знаете, может быть, он был полицейским? — спросил Карл.
— Мне так не кажется, но точно сказать не могу.
— А почему он вот это не забрал? — Ассад указал на коробку с надписью «Петер Хан», которую держал под мышкой.
— Но это же просто бумажки, которые Марта зачем-то вздумала собирать. Кстати, уже после того, как тот человек признался в убийствах. Я помогала ей собирать вырезки, раз ей так нравилось. Вероятно, тот, кто приходил, посчитал их неважными. Да так оно и есть на самом деле.
Напоследок они спросили у Иветты о ключе от летнего домика и о том времени, когда произошло убийство. Но об этом Иветта сказала только, что с тех пор, во-первых, прошло уже двадцать лет, да к тому же и вспоминать о таком событии не очень-то приятно, так что она постаралась поскорее все это забыть.
Затем пришла сиделка, и они распрощались.
На прикроватном столике у Харди стояла фотография его сына — единственная вещь, напоминавшая, что у этого неподвижного тела с резиновой трубкой для отвода мочи и сальными, свалявшимися волосами когда-то в жизни было не только то, что могли ему дать аппарат искусственного дыхания, постоянно работающий телевизор и хлопочущая сиделка.
