– Что это значит?
– Когда исходят из различий, видят одну печень или желчь, одно царство Чу или Юэ; когда исходят из общего, видят тьму вещей в единстве. Так и поступает Ван. Уходит от знаний, которые приносят зрение и слух, странствует разумом в гармонии свойств. Видя общее в вещах, не замечает того, что они теряют; утрата собственной ноги для него то же, что потеря комка земли.
– Он занимается самим собой. Благодаря своим познаниям обретает разум, а благодаря своему разуму обретает законы разума. Почему же собираются вокруг него другие?
– Люди смотрят на свое отражение не в текучей воде, а в стоячей, ибо лишь неподвижное способно остановить домогательства всех других. Из вещей, получающих жизнь от земли, только кедр и туя зеленеют и зимой и летом: из людей, получающих жизнь от неба, правильным был только Ограждающий. Он сумел, к счастью, вести правильную жизнь и исправлять жизнь всех. Один герой, сохраняя изначальный характер и бесстрашную сущность, способен смело проложить путь сквозь все девять армий. Если на подобное способен тот, для кого самое важное – стремление к славе, на что же окажется способным тот, кто органами чувств воспринимает небо и землю, объемлет всю тьму вещей? Пребывая лишь временно в шести частях своего тела, воспринимая образы слухом и зрением, он объединяет познанное в едином знании, и законы разума не умирают. Когда такой человек выберет день, чтобы умереть, люди последуют за ним. Разве согласится он заниматься делами?
Наставник Счастливый[39], которому отрубили ногу в наказание за преступление, учился вместе с чжэнским Цзычанем у Темнеющего Ока.
Однажды Цзычань сказал Счастливому:
– Когда я выхожу первым, ты задерживайся; когда же ты выходишь первым, я буду задерживаться.
На другой день они снова сидели на той же циновке в том же зале, и Цзычань повторил:
– Когда я выхожу первым, ты задерживайся; когда же ты выходишь первым, я буду задерживаться. Сейчас я пойду, задержишься ли ты? Кроме того, не считаешь ли себя равным мне, облеченному властью? Видишь меня, облеченного властью, а дороги не уступаешь!
– Поистине ли облеченный властью остается им и в доме учителя? – спросил Счастливый. – Ты любуешься собой, облеченным властью, и хочешь, чтобы все оставались позади. А я слышал, что к чистому зеркалу не пристанет ни пыль, ни грязь; если же пристает, значит, зеркало нечистое. Тот, кто долго прожил вместе с человеком достойным, не совершает ошибок. Ты же выбрал великого, Преждерожденного, а сказал такое. Не ошибаешься ли?
– Такой, как ты, а еще споришь о добродетели с Высочайшим? – возразил Цзычань. – Подсчитай-ка свои достоинства! Не хватит ли тебе, чтобы раскаяться?
– Многие рассказывают о себе так, будто лишились ноги незаслуженно; редко кто признается, что лишился ноги заслуженно. Лишь достойные способны понять неизбежное и спокойно покориться своей судьбе. А если кто-либо бродит перед натянутым луком Охотника[40] в центре мишени и в него стрела не попадет, это также судьба! Многие, сохранившие обе ноги, смеялись надо мной, одноногим, и меня охватывал гнев. Только попав к Преждерожденному, я освободился от позора и вернулся к обычному состоянию. Преждерожденный незаметно очистил меня добротой. Уже девятнадцать лет странствую с учителем, не сознавая, что я – подвергшийся наказанию. Ныне мы с тобой изучаем внутреннюю жизнь, а ты выискиваешь что-то в моем внешнем. Не ошибаешься ли ты?
Цзычань от волнения изменился в лице и сказал:
– Тебе не придется больше так говорить.
В Лу жил изувеченный в наказание за преступление по прозвищу Беспалый с Дяди-горы. Ступая на пятках, он пришел повидаться с Конфуцием, но тот сказал:
– Раньше ты был неосторожен и навлек на себя такую беду. Зачем же теперь ко мне пришел?
– Ведь я всего-навсего не разбирался в делах, вот и лишился пальцев на ногах – отнесся легкомысленно к собственному телу, – ответил Беспалый. – Ныне же я принес вам, учитель, нечто более ценное, чем ноги, что стараюсь сохранить в целости. На вас, учитель, я смотрел как на небо и на землю. Ведь небо все покрывает, а земля все поддерживает. Разве ждал от вас, учитель, такого приема?
