Потом, когда Марийка подросла, они уже привыкли, что земля принадлежит не им. Никому и в голову не приходило изменить этот порядок. С годами, когда труд на ферме стал полегче, Степанида и Мария даже помогали соседу обрабатывать огород.
Все это удивляло и сердило Чепикова. Поинтересовался, почему это Лагута хозяйничает в чужой усадьбе. Степанида не ответила, и он больше не спрашивал. Какое ему, квартиранту, до этого дело! Но, прожив год с Марией в комнатке, которую отвела теща, и решив сделать пристройку, он выложил напрямик:
— Поставлю со стороны огорода.
На это теща отрезала:
— К реке строй, на другую землю не пущу.
Пришлось Чепикову строиться на склоне, придвинув свою половину хаты чуть ли не впритык к штакетнику, которым он когда-то отделился от соседа.
По весне, едва начинала дышать теплая, влажная земля, Чепикову не терпелось взять лопату и вскопать бывший Степанидин огород, но теща всякий раз обрывала его:
— Копайся в своей огородной бригаде.
Мария не перечила матери. Не поддержала мужа и после того, как Лагута перестал давать им овощи, сказав, что коли Мария вышла замуж за огородника, то теперь у них должно быть всякого овоща вдоволь…
Был теплый апрельский вечер, когда Чепиков решил поговорить с соседом о земле. Сидел на крыльце и долго наблюдал, как Лагута за штакетником сгребает прошлогоднюю траву и листья.
Собрался было окликнуть Лагуту, но передумал, перелез через заборчик и сам направился к нему.
— Доброго здоровьечка, сосед!
Тот буркнул что-то вроде: «Подавай тебе бог!» — склонив желтую, как дыня, лысую голову, и, насупившись, исподлобья оглядел Чепикова. Потом широким жестом указал на лавочку напротив хаты. Сели, подставив лица теплому солнышку, догорающему в курчавых красных тучках, словно в локонах.
Чепиков повел издалека, начал с погоды, что снега в этот год напоили землю и, судя по весне, быть урожаю.
Лагута понимал, что не ради беседы о погоде заглянул к нему нечастый гость, и поэтому промолчал.
— Петро Петрович, — простодушно, без зла продолжал Чепиков, — а не пора ли возвращать землю?
Лагута побагровел. Знал — сосед недолюбливает его, и давно ждал от него неприятностей. Но чтобы вот так, напрямик! Он лихорадочно старался угадать, пришел Чепиков по своей воле или Степанида послала. Решил, что нет, не могла она пойти против него.
— А зачем она вам, земля эта? — спросил он неопределенно. — Кто возиться-то будет? Не понимаю вас…
— И понимать нечего, — спокойно ответил Чепиков.
— Земля эта богу служит. Где вдове, где сироте помогу. А вам бы, Иван, не о земле — о душе своей подумать время. Новое рождение от господа просить и жизнь вечную заслужить.
— Тогда вот что, — поднялся Чепиков, не обращая внимания на слова Лагуты, — в этом году огород я сажаю…
— А что же это Степанида Яковлевна постеснялась прийти? Участок, поди, ейный. И я эту землю потом полил. Каждый камешек выбрал, каждую горсточку пересеял. И удобрение с осени завез…
— Пустой разговор, — твердо заявил Чепиков. — Я свое исполню. Худого не желаю, но если что — беду накличете… — не то угрожая, не то предупреждая сказал он и не спеша направился на свой двор.
На другой день, когда Иван Тимофеевич пришел с работы усталый, грязный — готовили к посеву влажный грунт, — Мария набросилась на него с упреками. Он растерянно смотрел на нее и не мог ничего понять — всегда мягкую, кроткую, какую-то осторожную в словах и движениях, ее словно подменили.
— Как ты посмел обидеть нашего соседа?
— Маруся, — защищался Чепиков, — это он вас с матерью обижает, забрал ваш огород.
— Не нужна нам эта земля. Петро ею людям помогает, ему так бог велит!
— Каким людям? Какой бог? Себе в карман кладет. Задурил вам голову…
— Он нас тоже от голода спасал. Свое отдавал, — не отступала Мария. — А потом, это не твоя земля, а моей матери.
Чепиков никогда не видел жену в таком гневе, и, хотя она не кричала, говорила, как всегда, тихо, он испугался за нее.
— Маруся, Марусенька, — успокаивал он жену и пытался приласкать, но она оттолкнула его. — Что до земли, — в свою очередь вскипел Чепиков, — то она государственная вовсе, и никто не имеет права дарить или продавать ее. Сколько кому на душу положено, столько и отведено… Я, между прочим, эту землю и кровью полил… Не то что твой Лагута. Подожди, я еще докопаюсь, чем он тут при немцах занимался, люди всякое говорят.
