Рядом с ней стояли Матвей и Ник, тоже мокрые и связанные веревками, но больше в сарае никого не было.
— Что… происходит?… — с трудом произнесла Полина.
Язык еле-еле ворочался во рту, голова кружилась, а собственные мысли казались ей вязкими и сонными.
— Не… применяй… пси… — услышала она невнятный голос Матвея, — ошейник…
«Ошейник»? Полина внимательнее посмотрела на ребят и увидела у них на шее черную полоску кожи. Она ничего не чувствовала, но, скорее всего, такой же ошейник надели и на нее.
«Знакомая штучка, — подумала она. — Но почему?»
Ее размышления прервали голоса, зазвучавшие за стеной сарая.
— Говорил же я, не перестарайся со снотворным!
— Да ладно тебе, окатим их еще раз водичкой, проснутся как миленькие.
Дверь сарая распахнулась, и в сарай вошли трое крупных широкоплечих мужчин, у каждого в руках было по ведру с водой.
— Ага, наши колдуны очухались! — злорадно сказал один из них.
— Это что, воду мы напрасно тащили? — рассердился второй.
Третий мужчина молча кивнул головой в сторону пленников и, подавая пример, выплеснул воду из своего ведра на Матвея. Новая порция ледяной воды оказала благотворное влияние на мыслительные процессы, тошнота отступила, и Полина спросила жалобным голосом:
— Что вы с нами сделали? За что?
Она старалась казаться испуганной, хотя притворяться особенно не пришлось, — ей на самом деле было страшно. От веревки, которая стягивала руки, Полина могла освободиться в считаные секунды, но только при помощи пси-энергии. А пользоваться магией было нельзя — в памяти всплывал ошейник. Конечно, простая веревка не была непреодолимым препятствием к свободе, однако на физические упражнения сил пока не было. Полина решила, что роль испуганной жертвы следует сыграть ей, все-таки она — девочка, а пока мужчины будут сконцентрированы на ней, Матвей или Ник что-нибудь придумают.
Ее вопрос проигнорировали. Третий мужчина — тот, который пока не проронил ни слова, — медленно подошел к Матвею и остановился прямо перед ним. Матвей повнимательнее вгляделся в его лицо и вдруг отшатнулся.
— Я вижу, ты узнал меня, колдун, — прошипел мужчина, — значит, и я не ошибся.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — спокойно сказал Матвей, который уже взял себя в руки.
Но из-за его мимолетной слабости мужчина больше не нуждался в подтверждении своей правоты. Полина тоже узнала мужчину — это был глава той самой деревни, в которой люди ненавидели волшебство. Оставалось только гадать, как он смог узнать Матвея через столько лет. Все остальное особых вопросов уже не вызывало.
Скорее всего, Матвея узнали на постоялом дворе, потом незаметно или при помощи кухарки им всем подмешали в еду снотворное, а после того, как они уснули на сеновале, их отволокли в этот сарай, связали и надели им ошейники, взрывающиеся при малейшем проявлении пси-энергии.
— Ты уже все понял, колдун, — произнес глава деревни.
Его помощники — два мощных бугая — молча стояли в стороне. Видимо, их использовали только как грубую физическую силу.
— Ну хорошо, пусть я — это я, — неожиданно согласился Матвей. — А зачем вы связали моих спутников? Они обычные люди, отпустите их.
Мужчина рассмеялся:
— Ты думаешь, я поверю словам колдуна? Они вместе с тобой, значит, они такие же, как ты! Н-е-ет, вы все предстанете перед судом Инквизиции!
— Чего? — тихо спросил Ник.
Он впервые за все время заговорил, и Полина чуть повернулась к нему, чтобы ответить:
— Инквизиция — это суд древней церкви, они ведьм и колдунов на костре сжигали. Правда, это на нашей Земле было…
— О чем вы шепчетесь? — яростно взревел мужчина, подскакивая к Нику и Полине.
— Да вот интересуюсь, что такое инква… инкви… короче, о каком суде вы говорите? — невозмутимо произнес Ник.
— Суд Инквизиции — это суд над колдунами! — торжественно провозгласил мужчина. — Я уже вызвал Верховного Инквизитора, завтра утром он прибудет сюда, вас осудят и сожгут на костре!
— Надо же, и здесь то же самое, — пробормотала Полина. — Интересно, а куда смотрит их Конклав?
— Понятно, — громко сказал Ник. — Фанатики!
— Не смей произносить вслух мерзкие колдовские слова! — заорал «инквизитор», так мысленно окрестила главу деревни Полина. — Впрочем, — неожиданно успокоился он, — смерть от этого ошейника быстрая и не такая мучительная, как смерть на костре.
