— И — воткнул?
— Устный.
— Значит, доволен. Инициатива все-таки.
— Да, пожалуй. Чего будешь есть?
Они уже сидели за белым столиком, такие странные здесь в рабочее время; зал был полупустой, и все, кто в зале, смотрели на них, неожиданных милиционеров, — в ресторане, средь бела дня. Впрочем, подумалось Мокееву, вечером они выглядели бы еще страннее.
Заказали, закурили, пооглядывались, помолчали.
— Я уж сколько лет в ресторан не наведывался! — сказал Мокеев.
— Что так? — на всякий случай спросил лейтенант Володя, хотя признание это для него не новость. Все в ГАИ знали, что любит Мокеев домашние обеды, и ужинает дома, и вообще — парень не гулена, тянет его к своему гнезду, непонятно даже, почему. Видел лейтенант Володя жену Мокеева — Валю: не сказать чтобы красавица, не сказать чтоб сильно некрасивая — так, нечто среднее.
Лейтенант Володя был еще очень молод, и не утряслось в нем настоящее понимание подруги жизни, холостой еще был взгляд на эти вопросы.
Мокеев думал как раз об этом — о Вале, о том, что не помнит, когда они вместе были в последний раз в ресторане, о том, что и вправду стоило бы заказать столик, да посидеть с Валей вместе, да потанцевать вечерком... Да, пожалуй, скоро не раскачаешься — нужно еще костюм посмотреть свой штатский. Сколько уж не надевал, еще неизвестно, налезет ли... Что-то в плечах пошире стал, вот и привычный китель тянет, как руку подымешь. И еще думал Мокеев, как незаметны они будут с Валей в ресторане, если придут сюда вечером.
Кто-то когда-то спросил Мокеева — за что, мол, ты такую учительницу выбрал себе, мол, ничего такого выдающегося, мол, на парней спрос повышенный, мог бы повременить, поприкинуть... Так, по молодости, кто-то ляпнул. И Мокеев теперь уж не помнит, что дураку ответил, но задумался, для себя задумался. И решил, что самое главное в Валином лице — самостоятельность и доброта. Простое у Вали лицо, доброе — и свое. Вот что самое важное — свое лицо. Смотри-ка, стоило прийти в ресторан, в непривычную, так сказать, обстановку, чтоб понять, какое лицо у жены. Мокеев довольно резко повернулся в сторону подходящей официантки — та даже испугалась слегка.
— Вам что, товарищ? — спросила, опешив.
— Нет-нет, ничего, это так, — извинился Мокеев — не скажешь ведь, что повернулся сравнить ее с Валей. Официантка еще покосилась на Мокеева, пододвигая ему тарелку и чувствуя какую-то неясную вину перед этим милицейским. Похожа она была в профиль на какую-то киноартистку, Мокеев не помнил фамилии, в кино видел и еще в кабине «МАЗа» — помнится, задержал водителя за превышение скорости.
А у Вали свое лицо, очень простое, доброе, очень русское — свое.
С тем и принялся Мокеев за солянку.
Перед бифштексом получилась вполне ресторанная пауза, лейтенант Володя заметил даже:
— Смотри-ка, не хочет девочка с нами расставаться, вон от кухни любуется. Ты, брат, так на нее взглянул — теперь до вечера продержит...
— А ты посигналь ей.
Володя посигналил.
— Ты как отдыхал, ездил куда или дома? — спросил Володя Мокеева — тот днями только из отпуска вернулся.
— В Питер ездил, к сестренке, потом в степи летал, в Казахстан.
— К отцу?
— К нему.
— Ты рассказал бы, а то бормочут всякие чудеса... Расскажи! Если хочешь, конечно, — добавил лейтенант Володя — деликатности у него не отнимешь. Мокеев и сошелся с ним из-за этой деликатности. Мокееву вообще деликатные люди нравились, и сам он, как Валя однажды выразилась, страдал деликатностью.
Страдал... А как иначе? Страдал, конечно. Если Валя такое ему сказала — считай, выругала. Она и не прибавила больше ничего, а Мокеев так и считал: выругала.
И правильно, сколько ж можно! Работал он в ГАИ уже пятнадцать лет, не меньше. Да, Витальке скоро пятнадцать, за год до его рождения он и поступил сюда. И с тех пор квартиры получить не сумел. Год назад пришел подполковник из Управления обследовать условия на предмет очередности квартирной, спрашивает: «Товарищ старший лейтенант, что у вас здесь?» Это он про их комнату. «А все здесь, товарищ подполковник, — сказал Мокеев. — Спальня, столовая, библиотека, детская — все». В своей комнате мог он себе позволить чуточку юмора — на такой, тем более, юмористический вопрос.
