— Так когда ж договариваться! — сказал дружок. — Только на голову стали — тут и гаишники...
— Будем считать, что вам повезло, — сказал Мокеев и отпустил гуляк, предупредив хозяина: — Во вторник на комиссию.
— Можно и во вторник, — махнул рукой хозяин «Жигулей», уже заметно протрезвевший. — Где машину искать?
— На платной стоянке искать, — сказал Мокеев.
Ушли.
Мокеев вздохнул. Яклич снял фуражку, собираясь что-то сказать, но раздумал, достал платок, вытер лицо, маленькую лысину, шею. Вывернул платок, вытер фуражку изнутри, по ободку.
Олег постучал пальцами по столу, вопросительно посмотрел на телефон, потом на радио, раскрыл книжку. Начал читать, оторвался, спросил Яклича:
— Как последнюю сыграли Корчной — Карпов, не слыхал?
— Вничью сыграли, — сказал Яклич, тоже болельщик. — Как думаешь, кто одолеет?
— Сильнейший, — сказал Олег и углубился в Тургенева.
— Кончишь заочный, будешь таких вот обормотов учить, — задумчиво сказал Яклич, имея в виду Женю Санина.
— Буду, — сказал Олег.
— Ты их совести учи, прежде всего совести, понял?
— Угу, — согласился Олег автоматически и продолжал читать.
Телефон заурчал. Мокеев снял трубку. Лейтенант Володя спрашивал, как насчет обеда. Договорились пообедать вместе, время еще позволяло.
Лейтенант Володя забежал в дежурную часть уже одетый. Мокеев влез в свою черную форменную куртку. Вышли.
С неба сыпала холодная крупа, ветер леденил, грязь уже начало прихватывать.
— Хороший хозяин собаку не выпустит, — сказал лейтенант Володя и поежился. — Куда двинем?
— А что, появился выбор? — удивился Мокеев. Обычно, когда срывался домашний обед, Мокеев и лейтенант Володя ходили вместе в «Листик», ближайшую столовку. Размещалась она в новом доме, в плане дом походил на трилистник.
— В «Листике» народу сейчас... — сказал лейтенант Володя. — Двинем давай в ресторан...
— Ого! Наследство получил?
— Съедим хорошую отбивную. Наследства пока нет, но повод к отбивной имеется. Позвонил я Ивану Трофимовичу...
— Да ну! Самому?
— Самому. Секретарша пытала, кто и зачем. Я объяснил, что из ГАИ, по личному делу, очень срочно. Она там посовещалась и соединила.
— У Ивана Трофимовича сын на «Запорожце» ездит, может, подумал чего... Ну и?..
— Ну, извинился я, сказал, что через голову начальства звоню, так и так, вопрос серьезный и щекотливый...
— А он?
— А он говорит: «Да, пожалуйста, я слушаю вас».
— А ты?
— А я излагаю все как есть. Так и так, вы принимали личное участие в воскреснике, сколько-то лет тому... посадили собственноручно яблоню на углу Свободы и Калинина. Теперь мы эту яблоню никак не пересадим — разрослась, закрывает обзор водителям, создает...
— Да не тяни ты! Знаю я всю правду про эти кусты!
— Яблони... Иван Трофимыч говорит, что, мол, он ни при чем, нужно — согласовывайте с исполкомом, решайте сами... Я говорю, что как раз согласование не выходит никак, вот уже который год бьемся, ссылаются на красоту — и никак. Он говорит: так почему ж вы ко мне звоните, я-то чем могу... Я ему объясняю: мол, посоветовался с мудрым старшиной, который служит двадцать лет, он и подсказал, почему зампред в исполкоме никак не сдвинется — потому, что Иван Трофимыч сажал яблоню... Он говорит: вот как? Я говорю: да, так, извините, но другого выхода не вижу, только к вам обратиться, еще раз прошу прощения. Он помолчал, говорит: и сколько вы согласовывали эту яблоню? Я говорю: я занимаюсь года три, да до меня мусолили сколько-то лет. Думаю, говорю, что лет восемь, не меньше. Он еще помолчал, а потом — спасибо, говорит, что позвонили, я, говорит, это дело сдвину. Вот так.
— Да-а, — искренне удивился Мокеев. — Это, брат, событие — эх, жаль, время служебное, это дело отметить бы надо...
— Ты ж трезвенник, Мокеев!
— Ну, по такому случаю... Но, считай, выговор у тебя уже есть, лейтенант Володя... через голову действуешь, субординацию нарушаешь...
— Уже получил — устный, правда.
— Когда успел?
— А сразу и получил. Пошел к полковнику, так и так — доложил. Прошу извинить, действовал через голову, нарушил субординацию, но другого решения проблемы не видел, больше не буду, считайте этот случай исключением...
