Зная, что шейх Хамдуллах придает этому очень большое значение, Ниметуллах-эфенди обратился к муфтиям и каймакамам других городов с просьбой направить в Арказ «добровольцев». Более половины новоприбывших (многие из них действительно были готовы к самопожертвованию ради своих братьев-мусульман) вскоре унесла чума. К тому времени уже весь остров знал, как опасно обмывание по всем правилам, так что новых добровольцев найти было непросто. Сначала в гасильхане отрядили трех солдат из гарнизона; когда же двое из них умерли, полицейским из северных городков был дан приказ хватать первых встречных и записывать их «добровольцами». После тюремного бунта покойников некоторое время обмывали сбежавшие из крепости убийца и насильник, и никого уже не смущало, что им не ведома ни одна молитва; но и они умерли.
К трагедии «добровольцев» часто обращаются историки и политики, желающие разобраться в причинах тех бессмысленных крайностей, до которых дошел режим шейха Хамдуллаха. В краткий период пребывания на посту премьер-министра наиб Ниметуллах-эфенди насильно отправлял в гасильхане «добровольцев» из текке, враждебных тарикату Халифийе, – тех, кого шейх Хамдуллах называл «безбожниками». По мнению некоторых историков, их гибель от чумы не следует расценивать как следствие невежества и религиозного идеализма, поскольку фактически это было хладнокровно спланированное убийство.
Но хуже всего, на наш взгляд, было то, что все эти «добровольцы» разносили чуму по городу и по всему острову. Проработав весь день в гасильхане, на ночь они возвращались в свои текке и заражали других мюридов. Смертность от чумы в текке и кварталах, где они были расположены, начала расти в геометрической прогрессии, но никто не решался даже заикнуться об истинной причине этого, хотя она и была очевидна. На самом деле очень многие дервиши, даже те, кто не верил в микробов и действенность карантинных мер, в глубине души понимали, что происходит, но необъяснимым образом хранили суровую верность установленным правилам и продолжали обмывать мертвых. Историк мингерской медицины Нуран Шимшек доказала с цифрами в руках, что некоторые работники гасильхане, в особенности из текке Рифаи, умудрялись даже повторно заражать больных, лежащих в саду их обители. Весьма вероятно, что и шейх Хамдуллах подхватил заразу от благочестивых и набожных обмывателей покойников, поскольку трое из них (два юноши и толстый старик) ночевали в каменном доме, расположенном в двух шагах от скромной хижины (совсем не похожей на резиденцию главы государства), где жил высокочтимый шейх.
На исходе двадцати четырех дней правления шейха Хамдуллаха и Ниметуллаха-эфенди в садах текке, на пустырях и на улицах творилась такая «чумная анархия», что сегодня уже невозможно установить, от кого к кому и где передавалась болезнь. Многие молодые дервиши в ужасе бежали из своих текке в горы и пытались там выжить, питаясь инжиром и грецкими орехами.
Заняв пост премьер-министра, доктор Нури немедленно запретил обмывание трупов и распорядился тщательно обрабатывать лизолом кладбища и все места, куда приходилось заезжать покойницким телегам. Эти решения сыграли важнейшую роль в борьбе с эпидемией, равно как и то, что умерших от чумы снова стали хоронить в извести.
Официальных объявлений не было, но горожане все равно чувствовали, что эпидемия идет на спад, и к ним постепенно возвращался оптимизм. Однако карантинные запреты по-прежнему тщательно соблюдались, на улицах было безлюдно. Двадцать четвертого сентября количество умерших упало до двадцати. Эти данные чрезвычайно обрадовали доктора Нури. В тот же день он пригласил к себе английского консула Джорджа.
Во время правления шейха Хамдуллаха месье Джордж, как и все другие консулы, старался лишний раз никому не показываться на глаза, поскольку опасался, что его могут обвинить во враждебном отношении к текке или в шпионаже. Однако после смерти шейха он участвовал в совещании, определившем дальнейшую судьбу острова, и доктор Нури об этом знал.
Как истый дипломат, английский консул первым делом поздравил хозяина кабинета с назначением на пост премьер-министра. Однако в его манере держаться чувствовалась едва заметная насмешка (или ирония, как сказал бы сам Джордж-бей) – обычная для него, когда речь заходила о титулах руководителей нового государства. Впрочем, по всему было видно, что к самому новому государству он относится с подобающей серьезностью.
