Придя к власти, шейх Хамдуллах и его наиб в войлочном колпаке захотели расправиться с греческими националистами. Поскольку Мазхар-эфенди, следивший за этими смутьянами и при османской власти, и после революции, знал о них больше, чем кто-либо другой, решено было воспользоваться его опытом. В результате приговоренный к пожизненному заключению Мазхар-эфенди вышел из тюрьмы и отбывал наказание у себя дома, в окружении жены и детей. Там же его навещали тайные агенты.
Именно от посаженного в тюрьму и тут же выпущенного бывшего начальника Надзорного управления новые власти получили сведения о греческих повстанцах, которых завозили на остров контрабандисты, в частности о том, что им оказывают денежную помощь греческий консул, галантерейщик Федонос и ювелир Максимос. После этого к нему домой перенесли из Дома правительства его архив: много лет с превеликим тщанием собираемые вырезки из газет, разложенные по тематическим папкам письменные доносы осведомителей (за них начальник Надзорного управления платил больше, чем за устные) и сотни телеграмм.
Главной же достопримечательностью дома Мазхара-эфенди, превращавшей его в центр агентурной информации, была картотека всевозможных националистов и сепаратистов – мингерских (за ними следили при османской власти), османских и турецких (этими занялись после провозглашения Свободы и Независимости), а также греческих, – которую бывший начальник Надзорного управления вел с помощью разработанных им самим весьма интересных методов.
В последующие годы в каменном доме Мазхара-эфенди, от которого рукой подать до пекарни Зофири, будет располагаться МСБ (Мингерская служба безопасности), а потом – музей.
Мазхар-эфенди был уверен, что любая власть не преминет воспользоваться его знаниями, услугами и сетью тайных агентов. Поэтому, едва узнав, что шейх Хамдуллах находится при смерти, он стал строчить письма консулам и карантинным врачам, делясь своим мнением о том, какие шаги нужно предпринять для спасения острова. Когда к нему (задолго до праздничной канонады) пришло известие о смерти шейха, он уже не сомневался, что действующее правительство (или, если говорить проще, группа лиц, захвативших власть) сбежит, а на их место придут люди, готовые вновь вводить карантинные меры. Поразмыслив об этом, он не смог усидеть в собственном жилище и бросился в Дом правительства, чтобы своими глазами увидеть, что там происходит, или же, может быть, вмешаться в происходящее.
Некоторые утверждают, будто он искал возможность пробраться в свое любимое документохранилище, другие – что у него были надежды занять пост премьер-министра. Столкнувшись в дверях Дома правительства с доктором Никосом, он сразу завел речь о «бедственном положении острова», о «бестолковых тупицах» и о том, что готов «самоотверженно бороться с эпидемией» и выполнять любые обязанности, которые ему сочтут нужным поручить.
При виде этого незаметного с виду чиновника из окружения покойного Сами-паши доктору Нури невольно вспомнились тяготы недавних дней.
– Мы ведь с вами в одно время сидели в крепости? – спросил он, пытаясь нащупать нечто такое, что объединяло бы его с Мазхаром-эфенди.
– Нет, меня перевели под домашний арест через пять дней после казни Сами-паши, – ответил тот. – Но я не хотел сотрудничать с ними, а вот с вами и с карантинными врачами – хочу. Спасение мингерской нации теперь только в карантине.
– В таком случае вы войдете в Карантинный комитет, – объявил доктор Нури и тут же поправился: – То есть в кабинет министров.
– Я на данный момент состою под домашним арестом. Мне, на самом-то деле, запрещено выходить из дому, – смущенно улыбнулся Мазхар-эфенди. Он очень хорошо умел напускать на себя вид безобидного, пострадавшего без вины человека.
– Королева объявит широкую амнистию! – успокоил его доктор Нури. – Вы тоже скажите, кого, по вашему мнению, следует помиловать. В первую очередь подумайте о тех, кто способен помочь в осуществлении карантинных мер и вообще в борьбе с эпидемией, кто может быть полезен мингерской нации. И себя не забудьте вставить в список амнистированных!
