Письмо Ленина читают в Мерве
— Почему Мерв, а не Мары? Когда же мы станем называть наши города по-туркменски?..
— У нас в Теджене бедняк имел лошадь, занимался извозом, кормил семью. Пришел новый армеец и увел коня без всякой оплаты… Это что же за программа?
— Вот увидишь: как только начнут читать перевод на туркменский язык, — в зале поднимутся люди, пойдут курить, начнут разговоры… Не уважают нас!
— Они боятся дать оружие нам… А когда налетают басмачи и грабят аул и насилуют наших дочерей — где она — наша новая армия?..
Кайгысыз Атабаев стоял за столом президиума и слушал этот многоголосый шум в зале. Здесь, в Мерве, еще недавно был он банковским конторщиком, и для него огромной радостью было получить письмо от друга из Нохура. А сейчас он держит в руках письмо Ленина, и сам он приехал сюда, чтобы прочитать это письмо коммунистам Мерва и обсудить с ними текущий момент и задачи партии в Туркестане. Но как осложнилась жизнь! Мог ли он предвидеть, что все в жизни станет так непросто, так нестройно… И он за все отвечает, за все!..
В зале яблоку негде упасть! Это замечательно, хорошо. Давно ли Атабаев искал в чайхане «Елбарслы» человека, чтобы поговорить, отвести душу? А теперь вот сколько в Мерве коммунистов! В зале партийный актив — русские солдаты и немцы, чехи, поляки — бывшие военнопленные; и туркмены — аульные активисты. Разноязычный гул голосов… Все как будто недовольны друг другом, ссорятся. Многие мусульмане считают, что аульную бедноту обижают, а многие русские в свою очередь не доверяют мусульманам-коммунистам, венгры только и ждут, чтобы ехать на родину — там Бела Кун уже объявил Советскую власть. Кто же соединит всех этих людей, когда даже не понимают друг друга?..
Атабаев поднял руку, приглашая всех к вниманию и тишине.
— Товарищи, я буду читать письмо Ленина! Сперва мы услышим его по-русски, потом — по-туркменски, потом — по-немецки… Мы трижды прослушаем это письмо…
Он поднял глаза от листка бумаги. Ему показалось, что он остался один в зале: такая была тишина. И он невольно улыбнулся этой тишине. Вот он — ответ, вот кто соединит! И так, с доброй, даже счастливой улыбкой, стал он читать коммунистам Мерва тот документ, который в первый же день перевел на родной язык и заучил наизусть, — как когда-то в Тедженской школе некрасовские стихи.
— «Товарищам коммунистам Туркестана, — читал Атабаев в притихшем зале. — Товарищи! Позвольте мне обратиться к вам не в качестве Председателя Совнаркома и Совета Обороны, а в качестве члена партии.
Установление правильных отношений с народами Туркестана имеет теперь для Российской Социалистической Федеративной Советской Республики значение, без преувеличения можно сказать, гигантское, всемирно-историческое.
Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч миллионов людей будет иметь практическое значение отношение Советской рабоче-крестьянской республики к слабым, доныне угнетавшимся народам.
Я очень прошу вас обратить на этот вопрос сугубое внимание, — приложить все усилия к тому, чтобы на примере, делом, установить товарищеские отношения к народам Туркестана, — доказать им делами искренность нашего желания искоренить все следы империализма великорусского для борьбы беззаветной с империализмом всемирным и с британским во главе его, — с величайшим доверием отнестись к нашей Туркестанской комиссии и строго соблюсти ее директивы, преподанные ей, в свою очередь, от ВЦИК именно в этом духе.
Я был бы очень благодарен, если бы мне вы ответили на это письмо и сообщили о вашем отношении к делу.
С коммунистическим приветом В. Ульянов (Ленин)».
Зал минуту молчал. Потом дрогнул от аплодисментов. Люди вскочили с мест; были вместе туркмены, русские, чехи. Атабаев видел это… — так и должно быть.
В этот вечер он впервые заговорил о том, что у всех з Туркестане наболело.
— Товарищи! — говорил Атабаев. — Не понимаю я этого деления коммунистов по национальному признаку… — получается даже по религиозному признаку. Я еще недавно работал в мусульманском бюро Политотдела фронта. Может быть, в жестоких боях нужно было особую беседу вести с мусульманами, Но сейчас…