— Что-то не пойму…
— Скитаться в поисках работы.
— Думаю, что не придется, — улыбаясь, сказал Беляев. — Кажется, сам бог привел вас сюда. Нашей газете необходим сотрудник туркмен. Хотите работать вместе со мной? Жалованье небольшое, зато будете получать гонорар…
Кайгысыз ушам своим не верил, неужели возможно такое счастье?
— Ну как, идет? — спросил Беляев.
— Я мог только мечтать, — смущенно пробормотал Кайгысыз,
Беляев позвонил в колокольчик. В комнату заглянул круглолицый паренек, стриженный в скобку.
— Принесите из кассы десять рублей, — приказал он пареньку и, обратясь к Кайгысызу, продолжил, — мы не успели отослать вам деньги за статью. Гонорар, правда, ерундовский, но, как говорят туркмены: «Пока принесут палку, действуй кулаком!» У вас еще все впереди.
И он протянул Атабаеву десятку.
— Спасибо, редактор-эфенди, — смутился Кайгысыз, — у меня еще есть деньги на харчи.
— Знаете, деньги никогда не бывают лишними, — наставительно заметил Беляев, — к тому же вы их заработали. Как же можно отказываться от трудовых рублей?
Эти деньги были нужны Атабаеву, как вода, как воздух. У него оставался один рубль.
Прощаясь, Беляев сказал:
— Сегодня отдохните. Об остальном договоримся завтра.
На этот раз Атабаев не пошел в чайхану, а занял дешевенький номер в гостинице «Лондон». Тут можно было, наконец, искупаться и привести себя в порядок. Вечером он вышел на улицу бодрый, полный надежд и энергии.
Магазины опустили железные шторы на окнах и дверях, но на Атаманской улице было многолюдно. Был час вечернего гуляния, когда густо шла нарядная городская публика: офицеры местного гарнизона, персидские, армянские купчики в лоснящихся котелках, ярких жилетах и галстуках; щебетали барышни с тонкими, перетянутыми корсетами талиями; доносился многоголосый шум из окон чайханы, сладкие звуки оркестров из ресторанов. Кайгысыз почувствовал себя в этой толпе одиноким, чужим, но не побежденным. Всё время вспоминались люди, теснившиеся утром в вагоне, но этот контраст впечатлений не угнетал, а вызывал какой-то необычный прилив сил. В газете можно будет побороться с этой сытой, тупой толпой. Пусть не во весь голос, но ведь есть же спасительная сатира, можно будет писать фельетоны, можно переписываться с Мухаммедкули, привлечь его к совместной работе…
В ту ночь Атабаев спал в чистой постели и видел радужные сны.
Утром, не заходя в чайхану, он отправился в редакцию. Беляев, усталый, смущенный и опечаленный, не пригласил его сесть и сам разговаривал стоя.
— К сожалению, то, о чем мы вчера говорили, — не состоится. Вернее, откладывается по некоторым, не зависящим от меня причинам, — уклончиво объяснил он. — Я виноват, что обнадежил вас. Простите.
Кайгысыз оцепенел.
— Волчий билет из Бахарденской школы? — спросил он после минутного молчания.
Беляев кивнул, опустив глаза.
— Мы будем поддерживать с вами связь, — смущенно сказал он, — при первой же возможности вызовем в Асхабад.
Но Кайгысыз понял, что это — пустой разговор, одна деликатность.
…Итак, все сначала. Куда же направить путь? В кармане еще неразмененная десятка — на билет есть, хватит и на чайхану.
Он поехал в родной Теджен. Маленький городишка, но может еще живут там старые друзья, работает Василий Васильевич?
Первый, кого он встретил в Теджене, был Джумакули, товарищ по русско-туркменской школе. На голове— щегольская папаха, тонкий стан стянут кирмыз-доном, на плечах белые погоны. Джумакули работал старшим толмачом в уездном управлении. Не торопясь, они прошли через весь город от станции до дома Джумакули, и Кайгысыз удивился — сколько перемен в маленьком городке! Пробиты новые улицы, поднялись когда-то молодые деревца. И магазинов прибавилось. Тедженский оазис теперь снабжал хлебом Закаспийскую и Самаркандскую области, да и многие районы Бухарского эмирата. В Теджен шли отовсюду караваны верблюдов с колокольцами, зерно засыпалось в бесчисленные торговые дворы и амбары, оттуда — в мешки и — на железную дорогу. Зерно у дехкан покупали за полтинник, продавали за рубль. И что-то не видно было праздно гуляющей толпы.
Может быть, потому что рабочий день, по улицам брели оборванные, озабоченные дехкане.