— Так ты говоришь, что ты купец? — спросил он тучного сенатора, когда они втроем остались наедине.
— Да, я купец, август, — подтвердил Адриан.
— Тогда у тебя должны быть деловые связи на севере — может, в Реции и Венеции?
— В последнее время я делал туда кое-какие поставки, — сказал Адриан.
— По чьему распоряжению?
— Августа Максенция. Он полагает, что может мне доверять из-за моих торговых связей с августом Максимином Дайей.
— В самом деле может? — напрямик спросил Константин.
Внезапно в глазах Адриана появилось холодное выражение.
— Месяц назад моя племянница — красивая девушка, еще только входящая в возраст женщины, — привлекла внимание трибуна преторианской гвардии. Ее ночью похитили из собственного дома и увезли в казармы преторианцев.
— Больше ничего не говори, — остановил его Константин. — Прошу прощения за свой вопрос.
— Ты правильно сделал, что спросил, август. — Адриан справился со своим голосом. — Три дня она была у них в руках, а после этого бросилась в Тибр. Я оставил все, чем владел, чтобы приехать к тебе, в надежде, что ты отомстишь за нее.
— Она будет отомщена, — пообещал Константин. — И тебе вернут твою собственность.
— Уже первого будет достаточно, август.
— Думаешь ли ты, что Максенций намерен наступать на меня через Рецию?
— Нет, август.
— Почему ты так уверен?
— Потому что продовольствие в больших количествах накапливается в районе Сузы и Медиолана.
— Так, значит, Реция служит для ложной атаки! — воскликнул Даций. — Главное направление атаки будет через перевал Мон-Сени.
Три основных пути сообщения между Галлией и Италией проходили: северный — через Ленинские Альпы, центральный — через Грайские и южный — через Коттийские. Если бы Максенцию ложной атакой на севере удалось оттянуть войска Константина туда, он мог бы пройти почти без сопротивления через города Таврин и Сегусио[56]. А оттуда он мог бы вонзить кинжал в самое сердце Галлии, захватив Лугдун и парализовав торговлю между северными районами, лежащими по Рейну, и густонаселенными, плодородными районами, лежащими южнее.
— Нам придется позорче следить за Максенцием, Даций, — задумчиво проговорил Константин. — Надо отдать ему должное: он вовсе не так глуп, как я о нем думал.
— Тут дело не в Максенции, август, а в его военачальниках — особенно в Помпейяне, — сказал Адриан. — Он поставлен над северными войсками.
— Помню я этого Помпейяна, — сказал Даций. — Он, пожалуй, будет вторым по способностям из всех, кого я когда-либо обучал. — Тут он ухмыльнулся. — Ну, и что же теперь будет делать первый?
Константин подошел к окну и взглянул на живущий своей деловой жизнью город. Еще раз приходилось ему принимать решение вести свои войска в единственную атаку, поскольку делить их больше, чем пришлось уже разделить для защиты рейнской границы, было невозможно: это могло бы обернуться чистым самоубийством.
— Я сдёлаю то, что делал всегда, когда шансы были не на моей стороне, — сказал он, повернувшись к остальным. — Перенесу войну на территорию врага.
— И откажешься от своего решения не нападать на Максенция до тех пор, пока он не кинется на тебя первым? — спросил Даций.
— Нет. Мы заставим Максенция пойти на нас войной, и он это сделает, предприняв свою ложную атаку через Рецию.
— Заставим? — В поднятых бровях Дация читался невысказанный вопрос.
— Ну, заманим. Завтра я в здешних новых храмах принесу жертвы Аполлону и Юпитеру и объявлю, что посылаю армию для отражения нападения, которое мы ожидаем через Рецию. У Максенция наверняка имеются здесь шпионы — как и у меня в Риме. Они донесут ему о моем решении, и он сделает свой ложный выпад на севере, чтобы привлечь туда мои силы.
— А мы тем делом двинемся на юг к Коттийским Альпам. — Даций восхищенно потряс головой. — Многое бы дал, чтобы увидеть лицо Максенция, когда мы вдруг появимся на равнинах перед Сузой и Таврином.
