Перед отъездом она сказала Вадиму:
— Ему не нужна была моя любовь! Он сам виноват.
Мать уже выглядела моложе своих лет, оттого что подкрасила волосы.
— Ты куда едешь? — спросил Вадим. — К своему… мужу?
— Какому там мужу! — она даже засмеялась. — Кому я нужна?
Ему было тягостно прощание. Он подумал, надо ли говорить про те письма или просто отдать их? «Потом», — решил он. «Потом» значило «после смерти». Но эта мысль походила на приговор, и Вадим отдал отцовские письма.
— Мне? — удивилась мать. — Я их возьму. Нет, нет!
Она сделала отталкивающее движение. Кажется, она боялась их брать.
Вадим больше ничего не говорил. Помолчали.
— Ну до свидания, сын, — произнесла мать. — До свидания, Димка.
* * *
Наступила пора защищать дипломный проект. Ребята собрали деньги для ресторана, и никто не признавался, что боится защиты. Вадим попал во вторую группу, ее пустили после обеда, когда все уже устали ждать.
Вальков и Качановский сидели за одной партой и с печалью глядели на Вадима. Неплохов курил в окно.
Вадим знал, что защитится в любом случае. Ему хотелось, чтобы все прочли его дипломный проект, тридцать вторую страницу, где резко написано: «Шкивы подъемника принимаю деревянные, так как все равно никто но прочтет этого».
Он приколол чертежи к доске и ждал.
— Что у тебя, Карташев? — поторопил Вальков и махнул рукой, точно благословлял.
Незнакомый лысый мужчина в шелковой сорочке с короткими рукавами раскрыл его дипломный проект.
— Что за вклейки? — проворчал он. — Неаккуратная работа!
Он заглянул в титульный лист:
— Карташев… Это не тот? А-а… Ну все равно, надо бы поаккуратнее…
Вадим не помнил, чтобы делал какие-то вклейки.
— Это не мой проект, — сказал он.
— Ваш. Не волнуйтесь, молодой человек. Можете начинать.
Вадим обвел взглядом комиссию. Значит, кто-то торопливо вклеил обоснование с правильным текстом? Лица Качановского, директора, Неплохова были бесстрастны. Но кто-то из них… Поднялась и опустилась на зеленую скатерть высохшая рука в старческой «гречке», глаз прищурился, улыбнулся. Качановский. Неприязненно морщился Вальков. Неплохов скучал, поглядывая в окно.
Вадим вдруг занервничал, сбивчиво рассказал, как работает автоматика.
Лысый незнакомец задал несколько вопросов, и он едва нашел ответ.
— Предлагаю удовлетворительно. Рецензия оценила работу как отличную? Н-да, товарищи…
В конце концов диплом приняли, написали в протокол — «хорошо». И все кончилось.
На улице было солнечно, лето начиналось, на асфальте лежали ажурные тени. Дрожали кроны кленов и дрожали тени. На скамейке сидели вольные, беззаботные ребята с первого курса. Вадим был старше их на несколько лет и, как всегда это водится, считал разницу в возрасте огромной. Но он подошел к ним и улыбнулся.
— Привет, парни!
— Привет, Карташ! — весело и фамильярно отозвались первокурсники. — Как защитился?
Тоном своим они показывали ему, что не признают никакой границы.
— На четверку, — сказал Вадим. — Теперь я ваш пращур.
Он присел на скамейку в тени кленов. Снизу было видно угол черной доски, белые квадраты чертежей и чью-то торопливую руку с указкой, передвигавшуюся неуверенно рывками.
Вадим до конца еще не понял того, что он уже защитился, что учебы больше не будет, — он все еще не избавился от ощущения, что стоит перед комиссией, что может влипнуть из-за своего выверта с деревянными шкивами.
Вадим откинулся назад, свесил руки за спинку скамейки. Посмотрел в сторону первокурсников. Они стояли рядом с ним и бубнили одно и то же о скором экзамене по электротехнике; они были сами по себе, а Вадим сам по себе.
Здесь он и вырос… Все пролетело неизвестно как скоро: в учебной суете, беспечной удали экзаменов, работе в колхозе, грубоватых шутках парней, в вечеринках, первых танцах, страхе перед девушками, первых поцелуях, в первых успехах в спорте, первой острой славе — пролетели четыре быстрых года. Они смяли, скрутили, переплавили пятнадцатилетнего Димку и вынесли его, уже взрослого, к этой толпе первокурсников, нескладно бубнящих о страшном экзамене.
Дождавшись конца защиты, он пошел со своими товарищами в ресторан.
* * *
Утром отец Вадима проснулся от горя. Он раскрыл свои незрячие глаза и провел перед ними здоровой рукой. Он почувствовал какое-то мельчайшее изменение света, как будто тень пробежала перед ним, и понял, что наступает день.
