Девушка оставила их одних. Неплохов одернул выпущенную поверх брюк летнюю сорочку и строго сказал:
— Нейрохирург будет.
— Я хочу забрать в институте отцовские вещи, — ответил Вадим. — Я хочу, чтобы мы поехали сейчас.
— Зачем такая спешка? — пожал узкими плечами Неплохов. — Пусть пока лежат.
— Пока! — усмехнулся Вадим. — Что такое «пока»? Моя мать приехала. Завтра она пойдет в больницу…
— Вот как? — не сразу ответил Неплохов. — Что же делать?
Он подошел к окну и поглядел на улицу.
— Ты на машине?
— Да.
— Ее нельзя допускать в больницу. — Неплохов, не поворачиваясь, по-прежнему смотрел в окно. — Прости, Вадим, не наше это с тобой дело. Но он беспомощен, и решать должен ты. Если она там появится, он может переволноваться. Все может случиться… — Неплохов повернулся. — Звони дежурному врачу. Скажи, чтобы никого не пропускали.
Вадим молчал.
— Как хочешь, — сказал Неплохов. — Тогда позвоню я.
Он вышел, из прихожей донесся его напряженно поясняющий голос. «Беспомощен», — повторил про себя Вадим.
Вернулся хозяин дома. Он улыбнулся.
— Будем чай пить! Даша на стол собирает.
— Что в больнице? — хмуро спросил Вадим.
— По-прежнему. Дежурит Маркова. Я ей объяснил, она поняла…
— Ничего она не поняла, — махнул рукой Вадим. — Поехали в институт.
«Победа» быстро шла по вечерней улице. Проехали мост, в воде отразились окна домов и фонари набережной.
— Да не гони! — сказал Неплохов.
Справа расстилалось темное поле пустыря. Было хорошо видно, как по другой улице к перекрестку мчится какая-то машина. Вадим сбросил газ.
— Тебе надо бы переписать отцовскую сберкнижку на себя, — посоветовал Неплохов. — Я, наверно, переведу его на пенсию. Понимаешь, институту нельзя без руководителя.
— Я убью вас, — сказал Вадим.
— Почему? — спросил Неплохов.
Вадим выжал педаль акселератора.
Перекресток приближался. Вадим не тормозил. «Черт с вами!» — подумал он. В нескольких метрах от них вспыхнули фары «Волги». Завизжали тормоза.
Неплохов вскрикнул. Через сотню метров Вадим остановился.
Неплохов выскочил из машины. Вадим медленно поехал дальше, но затем спохватился и повернул обратно.
По тротуару торопливо шагал маленький человек в светлой сорочке навыпуск.
Вадим притормозил и позвал:
— Валентин Алексеевич! Нам надо в институт.
— Эх ты! — сказал Неплохов. — Разве я виноват? Дурак ты, Вадим!
Вадим вышел и догнал его.
— Не выгоняйте отца на пенсию!.. Я вас прошу! Прошу! Понимаете?
* * *
Они включили свет в директорском кабинете. В углу за селектором стоял грубый коричневый сейф. Вадим открыл его.
Неплохов сортировал бумаги. Вадим сложил в стопку авторские свидетельства.
К маленькому отделению был свой ключ. Он туго повернулся в скважине, и Вадим увидел несколько запечатанных конвертов. На них не стояло никаких надписей.
Он надорвал один.
«…Я вижу в нем себя. Вадим — это смысл всей семейной жизни. Когда мы женились, мы не могли предположить, что он окажется главным. А все остальное ушло.
У Вадима нет матери. Он ожесточился. Однажды он вернулся с соревнований и рассказал об одном бое. Он говорил, что от его удара какой-то паренек лишился сознания на полчаса. Он сказал: „Надо было выиграть, я и старался. В худшем случае я бы валялся на полу вместо него“. Вадим иногда жесток, как все дети в его возрасте. Но это должно пройти…»
Вадиму стало неловко за отца. Зачем он писал матери? Знал же, что она с ним делала.
— Все! — сказал он. — Идемте.
— А что в конвертах?
Он пожал плечами. На прощание он еще раз оглядел кабинет, потому что думал, что теперь уже никогда не будет здесь. На никелированной вешалке висели пустые плечики для плаща. Окна были зашторены, а стол чист. Пахло пыльным, застоявшимся воздухом. Вадим вздохнул и снял с кольца ключи от сейфа.
На улице уже началась ночь. Дома светились окнами. Старик в майке открывал форточку; у стола склонилась молодая женщина; с открытого балкона доносилась музыка.
* * *
Отец болел долго. Вадим большую часть дня проводил в больнице, а по вечерам чертил дипломный. Отца еще не переводили на пенсию, но уже было ясно всем, что в институт он больше не вернется.
Мать собралась уезжать, в больницу она так и не смогла пройти.
