– Нет, – ответил летчик.
– Почему? Нормальная работа.
– Потому, что работать всегда плохо.
Хорошо отдыхать.
И не верь тому, кто говорит обратное…
– Куда нам лететь? – спросил летчик.
– Вот сюда, – человек положил на карту свою ладонь, оказавшуюся неожиданно большой, – Так, как можете залететь на чужую территорию, то пройдите таможню.
Это соседняя дверь.
На запертой, заплеванной двери таможни висела бумажка.
Риоль пригляделся и прочитал написанное на ней:
«Мы такие же, как вы…»
После этого они с летчиком вернулись в диспетчерскую:
– Таможня пуста.
– Жаль, – почему-то сказал человек в холщовой рубахе:
– Тогда летите сразу вот сюда, – он указал пальцем на островок в глубине Арала.
– Там ведь давно уже суша, – задумчиво проговорил летчик.
– В этом и вся проблема…
Почему, проблема заключалась именно в этом, Риоль пока не знал. Он знал только то, что человек в длиннополой рубахе ничего зря говорить не станет.
– Помолитесь перед полетом, – сказал диспетчер, и Риоль машинально перекрестился, а летчик, усмехнувшись, сказал: – В полете над пустыней больше святости, чем в любой молитве…
…Если самолеты одной серии считать родственниками, то среди них непременно есть старшие и младшие братья.
Тот самолет, на котором предстояло лететь летчику с Риолем, был одним из самых старших братьев в семье АН-2.
Таким старшим, что вполне мог иметь не только детей и внуков, но и правнуков.
– Летать-то приходилось? – спросил летчик.
– Приходилось, – ответил Риоль.
– Давно?
Риоль промолчал, не зная, как ответить.
– Ну, в общем – в далеком прошлом, – выражая сомнения в опытности Риоля, пожал плечами летчик.
– Нет, – проговорил Риоль, а потом, не зная – зачем, сказал правду:
– В далеком будущем, – и теперь промолчал уже летчик.
Хотя посмотрел на своего пассажира очень внимательно…
…Уверенность в том, что за горизонтом все может измениться к лучшему – разновидность человеческого оптимизма.
В пустыне это проявляется ярче всего.
«Вот – там – за очередным барханом, пустыня закончится и появится зеленый оазис», – не то, чтобы человек думает так – это ощущение на уровне подсознания.
И каждый следующий бархан на пути – только очередная ступень этого подсознания.
Аэроплан уничтожает иллюзии.
С высоты полета, барханов видно так много, что они не поддаются счету, а, значит, и нет грани, за которой может появиться надежда на крайность песков.
Наоборот.
Из кабины самолета, пустыня кажется бескрайней – и это другая крайность иллюзии.
…Самолет почихал, покивал рулями высоты, помахал вертикальным пером хвоста, раскрутил до невидимости винт, протрясся по полосе и оторвался от земли.
Задружился с горячим, неплотным воздухом.
– Отсюда пустыня кажется иной? – перекрикивая шум моторов, проникавший в негерметичную кабину, спросил летчик Риоля.
– Плоской.
Пустыня, все-таки.
– Пустыня не там, где ничего не растет.
– А где же тогда пустыня?
– Пустыня там, где не растет никто…
– Летая над пустыней, легко поверить… – летчик не договорил, а Риоль не совсем поняв смысл услышанного вопроса, почему-то ответил летчику:
– В Бога?
– В то, что плоская земля стоит на большой черепахе…
«…Когда-то люди придумали историю о том, что Мир покоится на черепахе. Потом, когда мир становился все больше и больше, у них стало захватывать дух при мысли о том, какой огромной должна быть эта черепаха.
Еще позже – люди стали придумывать совсем другие истории, хотя их отношение к миру оставалось прежним.
Просто черепаха каждый раз придумывалась новая…» – летчик сказал это тихо, почти про себя, но Риоль услышал каждое слово:
– И ты знаешь, как называется нынешняя фаза черепахопридумывания?
– Нет. Но я, кажется, знаю – почему пропала экспедиция…
– Что?! – удивился Риоль, – Ты знаешь, почему пропала экспедиция?
– Если не знаю – то догадываюсь.
– И ты ничего не сказал на базе?
– Не сказал.
– Почему?
– Потому, что догадываются все…
– Рассказывай!
– Потом.
– Когда?
– Когда вернемся.
Если вернемся…
– Они искали воду?
– Они искали смерть.
– Они умерли?
– Наверное.
– Почему же мы летим их искать?
– Потому, что надежда не умирает…
– Мы достигнем успеха? – спросил Риоль.
– Чтобы достичь успеха, необходимо узнать людей такими, какие они есть.
