Слава богу, земля была мягкой, податливой, и одного единственного экскаватора хватало для того, чтобы закопать весь груз.
Потом вода стала отступать, и между островами и берегом, подходившим к островам, стали образовываться сухие перемычки.
Эти перемычки тоже охраняли, отгоняя сайгачьи стада и случайных пришлых.
А потом воды совсем не стало, но стало не понятно, что нужно охранять – не охранять же было всю пустыню.
Суслики борзо осваивали новые места, брошенные военными, рыли норы, строили свои жилки, плодились.
За сусликами пришли лисы.
А однажды в тех местах случилась катастрофа.
МИГ-23 разбился вдребезги, врезавшись на полной скорости в один из бывших островов, разметав и себя, и землю вокруг на много сотен метров.
С тех пор в этих местах стали умирать люди.
Они умирали как-то странно, вначале чихали и сморкались, словно подхватив простуду, а потом исходили кровавой пеной изо рта.
А суслики оказались не подвержены этой болезни…
Летчик замолчал, но Риоль, слушавший его очень внимательно, спросил:
– Погибло много людей?
– Там вообще жило людей не много, потом, некоторые уехали.
Так, что погибло всего несколько человек.
Так мало, что для статистики – почти и ничего.
– Что это за болезнь?
– Говорят – сибирская язва.
– Так, почему же вы посылаете людей туда?!
– Мы?
– Ну, кто-то еще, но посылает же.
– Потому, что, во-первых – воду для оставшихся в живых нужно искать, прежде всего, там, где она когда-то была.
А во-вторых – официальные документы утверждают, что Советский Союз никогда не производил и не проводил экспериментов с бактериологическим оружием вообще, и на основе сибирской язвы – в частности.
Так, что сибирской язвы здесь нет и быть не может.
– А что же говорит этот старик-казах?
– Ты хочешь, чтобы серьезные люди из ЦК КПСС и Совета Министров не верили документам, которые сами издают, а слушали слова какого-то безграмотного старика, которого, может, даже перепись населения не учла?..
– Но ведь существует равенство всех людей? – Риоль сказал это не то, чтобы не уверенно, просто понимая, что говорит не к месту и не к эпохе.
Летчик посмотрел на Риоля и грустно улыбнулся:
– Можно сколько угодно говорить о равенстве людей, но только идиот может всерьез считать всех людей равными.
Ты, например, – летчик перестал улыбаться и просто смотрел прямо в глаза Риолю, – Можешь считать старого казаха равным себе?
– Нет, – честно ответил Риоль. Потом вспомнил Андрюшу и добавил:
– И не только его одного…
– Но я уважаю старика за его любовь к малой Родине.
– Любовь к месту рождения, – ответил летчик, – Настолько естественная вещь, что не может быть достоинством…
– За равенство нужно бороться, – на эти слова Риоля, летчик ответил довольно вяло:
– Борьба за равенство – это снобизм…
– Хорошо, – тихо сказал Риоль после небольшого молчания.
– Что – хорошо? – переспросил его летчик.
– Хорошо, что ты не приукрашиваешь правду.
– Правда всегда голая…
– Хорошо, – тихо сказал летчик после небольшого молчания.
– Что – хорошо? – переспросил его Риоль.
– Хорошо, что ты мне веришь.
– Правда, иногда, настолько очевидна, что в нее нет смысла верить…
– Что же вы за безмолвный народ? Ведь газеты пишут, что вы самый свободный народ в мире, – после этих слов Риоля, летчик посмотрел на него непонимающе. Потом проговорил: – Или ты провокатор, или такой дурак, что не понимаешь, что если бы народ был таким, каким называет его правительство – ни одно правительство не удержалось бы у власти и недели…
– Ну, а насчет того, что пишут газеты, – летчик говорил о газетах, как о чем-то само собой разумеющемся, – Газеты – это, прежде всего, цензура.
– Какой стране нужна такая цензура?
– Цензура нужна не стране, а государству.
Если государству нужна цензура, значит стране не нужно такое государство…
– Значит, вы посылали людей, зная, чем они рискуют?
– Ничего мы толком не знали, – ответил летчик, а потом прибавил, как отметил Риоль, без всякого знака вопроса:
– Разве в этой стране можно толком что-нибудь знать…
– А власти не раскаиваются в том, что они делают? – Кающихся я встречал только среди тех, кому каяться не в чем…
