– Помни: власть – еще не право, а народ – еще не разум…
– Можем мы зайти в какой-нибудь другой дом? – спросил Риоль, Вон их сколько, больших домов.
– Можем, только это не интересно.
– Почему?
– Дальше – дома, принадлежащие Министерству обороны, Генеральному штабу и Главному оперативному управлению.
– Но ведь там же, тоже живут люди.
– Эти люди даже покурить на лестничную клетку по двое не выходят.
– А как – выходят?
– Или по одному, или по трое.
– Почему?
– Усатый кавказец боится, что двое могут сговориться. Третий – всегда доложит.
Потому, в каждой квартире по одной комнате занимают семьи офицеров, и одну комнату – обязательно – особист…
– Кстати, Крайст, ты пообещал показать нам по настоящему счастливого, несчастного человека? – Риоль чувствовал себя как пешеход на перекрестке, на котором стоит испорченный светофор.
– Да, вот посмотри, например, на этого, – Крайст указал Риолю на лысоватого, суетливого человечка с большим портфелем, который он нес, прижимая к груди, так, как женщины носят малолетних детей.
– Кто он? – спросил Риоль.
– Один из самых известных журналистов, а в портфеле у него статья, в которой он призывает органы госбезопасности обратить внимание на то, что среди рабочих время от времени циркулируют разные вредные разговоры.
– В чем же его счастье?
– Скоро он получит орден из рук самого кавказца.
– А несчастье?
– Он закончит у стенки…
– Здравствуйте, товарищ Кольцов, – сказал Искариот торопящемуся портфеленостцу, приподнимая при этом свою коричневую шляпу в знак приветствия.
Портфеленосец не ответил, но, увидев иностранную одежду на поздоровавшемся с ним человеке, шарахнулся в сторону со скоростью непредпологаемой в его мешковатой фигуре.
– Прощайте, товарищ Кольцов, – проговорил Искариот вслед припортфельному.
– Скажи, Крайст, он добровольно делает все эти пакости? – спросила девушка, нарисованная углем. – Когда пакости сделают все – очень трудно определить тех, кто делает их добровольно… – вздохнул Крайст, и Риоль обратил внимание на то, что вздыхать он делает это очень часто, с тех пор, как они оказались в эпохе, подвластной усатому.
* * *
– Ладно, пойдемте в кино, – сказала девушка, нарисованная акварелью, – Чуть не сказала: «Сам Бог велел», – Но ты, Крайст, тут явно ни при чем.
Хотя, кто – при чем? Управдом, что ли?
Крайст промолчал.
Он только поднял глаза на очередной транспарант, на котором усатый кавказец удобно разместился в компании с человеком с денежной бумажки и еще каким-то мохнорылым дядькой, который своим существованием явно противоречил законам биологии говорящим о том, что человек состоит из воды на восемьдесят пять процентов.
Этот состоял на восемьдесят пять процентов из бороды.
– Как дядька-черномор, – уточнила девушка, нарисованная углем. И все отправились в сторону находившегося рядом кинотеатра.
У кинотеатра была куполообразная крыша, а на фасаде, вместо кавказца с усами были изображены два солдата, у одного из которых тоже были усы, а у другого был пулемет.
Тот, что с усами показывал рукой куда-то вперед, видимо не доверяя зрению своего товарища.
Куполом, кинотеатр был похож на планетарий, а отсутствием портрета кавказца он был не похож ни на что из видимого спутниками Крайста раньше.
В кассе кинотеатра стояла очередь, но Искариот направился прямо к окну администратора, предъявил тому красную книжечку с золотой надписью: «Коминтерн» на обложке, и со словами: «Со мной товарищи их караибской компартии», – взял шесть билетов в ложу.
В фойе кинотеатра Искариот вначале хотел повести всех в буфет, но вдруг, заметив стрелку с надписью «тир», потащил Риоля туда.
В тире было накурено, и висела табличка: «Оружие выдается только «Ворошиловским стрелкам»».
Искариот тут же развернул лацкан своего дорого французского пиджака – на обратной стороне лацкана находился значок «Ворошиловский стрелок». Но того, как Искариот стреляет на самом деле, выяснить не удалось, хотя что-то подсказывало Риолю, что стреляет Искариот совсем не плохо, во всяком случае, когда это нужно.
В это время в фойе и в зале прозвучал звонок.
Как оказалось уже второй.
