– О, да?
– Завтра утром,– продолжил Дортмундер,– в лимузине этого богатого дяди мы отправляемся куда-то на север штата, Эппик и я, чтобы посмотреть, насколько это, так называемое поместье, безопасно для хранения шахматного набора после того, как мы его, ха-ха, украдем.
– То есть ты хочешь, чтобы я поехал завтра на север,– предположил Келп,– в лимузине с тобой и Эппиком.
– И шофером.
Келп обдумывал эту мысль, в то время как где-то сзади у барной стойки послышался отчаянный возглас:
– Взболтать, но не смешивать!– прокричал шутник.
Келп посмотрел в свой стакан, но не стал пить.
– А для чего,– задумчиво спросил он,– мне все это делать?
– Может мы извлечем из этого какой-то урок.
– Но явно не то, что нам хотелось бы узнать.– Келп налил себе еще немного бурбона. – Ну и во сколько мы начнем заниматься этим дрянным делом?
Быть мелкой сошкой в огромной юридической корпорации в центре Манхэттена может значить только одно – что у этой сошки ничтожно мало свободного времени. Сегодня вечером снова только после десяти вечера Фиона смогла позвонить своему сожителю Брайану, чтобы сказать:
– Уже еду домой.
– Будет готово к твоему приходу.
– Заскочить чего-нибудь купить? Под этим вопросом она подразумевала покупку вина.
– Нет, все, что нужно, я уже купил. Что означало, что он уже купил вино по дороге домой из студии.
– Увидимся, дорогой.
– Увидимся, дорогая.
Интерьер Файнберга и компании подразумевал одинаковое освещение двадцать четыре часа в сутки, поскольку только у партнеров и их компаньонов были офисы по периметру здания, а значит и окна были тоже только у них. А остальная часть была похожа на космический корабль, запущенный куда-то далеко-далеко во вселенную. Единственное обозначение того, что уже было десять вечера, когда Фиона проходила мимо зоны отдыха к лифту, был пустующий стол секретаря. Последняя ботоксная кукла ушла в пять, а поэтому Фионе нужно было доставать свое рабочее удостоверение, чтобы запустить лифт. И только когда она вышла из лифта, затем в лобби, а оттуда на улицу, она почувствовала, что она, наконец-таки, вернулась на землю, где уже царила ночь и буйное транспортное движение на Пятой авеню..
Ее путь домой был таким же четким, как простирающиеся сточные трубы. Пройти по Пятой авеню вдоль длинного квартала, потом на Шестую, вдоль длинного квартала, потом на Седьмую и короткий квартал до Бродвея. Потом еще два квартала до метро, где она спуститься, потом несколько раз попытает счастья с проездным, пока он, наконец, не пикнет, потом спустится еще ниже и будет ждать поезда, идущего до Восемьдесят шестой улицы. Потом еще пройти пешком, один квартал вперед и полквартала в сторону, и вот она заходит в родной подъезд, достает другую карточку из разбухшего кошелька – для одной такой поездки ей нужно три карточки – потом, наконец, заходит, идет к лифту, едет на четвертый этаж и проходит по длинному коридору до двери со значком 4D. С помощью все той же карточки она заходит в квартиру, где слышен запах восточной кухни – что это, тайская еда? запах арахиса?– это был самый приятный момент за весь день.
– Дорогой, я дома!– крикнула она, они оба считали забавным, так шутить друг над другом, он вышел из кухни с широченной улыбкой на лице, кухонной полотенце за поясом и по бокалу красного вина в каждой руке. Внешне они отличались кардинально: он высокий, она низкая, он блондин, она с угольно-черными волосами; у Брайана, к тому же, были широкие плечи, но сам он был худой, как бездомный кот, миловидное лицо с четкими скулами, которое выражало осторожность, прикрытую игривостью.
– ???– поприветствовал он ее, что считалось у них еще одной шуткой, и протянул ей бокал.
Они поцеловались, чокнулись бокалами, отпили немного вина, лучшее вино из того, что они знали, после чего он вернулся на кухню, чтобы наложить ужин по тарелкам, а она в это время стояла в дверях.
– Как прошел твой день?– спросила она.
– Все то же самое, то же самое,– ответил он, он всегда так отвечал, хотя время от времени появлялись некоторые приятные новости, которыми он с ней делился, она делала ровно то же самое.
